Рождественского дня.
Король замолчал. Никто не мог упрекнуть Гийома в трусости, но иногда на него нисходила тьма — он видел в каждом приближенном предателя и затаившегося убийцу в каждой тени. В такие дни король беспрестанно молился или же, взяв с собой Роберта Каминса, надолго исчезал, оставляя придворных в недоумении и беспокойстве.
— Корона… — Гийом криво усмехнулся. — Господь обрек меня на тяжкое бремя. Сидеть на престоле и внимать чужим просьбам, не имея возможности вернуться к собственным тяготам, принимать решения и знать, что каждый бедняк Лондона будет думать о том, что справился бы с этим лучше короля… Ты хочешь спросить о том, желаю ли я нести эту ношу, Роберт?
— Если мой король пожелает сообщить мне об этом, — уклончиво ответил Каминс.
— Всей своей душой я жажду быть королем, но, клянусь, это не делает корону легче!
Роберт Каминс молча слушал своего господина.
— Я решил, Роберт. Мы возвращаемся домой. Этот остров истощает меня, иногда мне даже кажется, что не стоило ступать на его землю…
Король нахмурился, но вот лицо его прояснилось, и он весело рассмеялся, хлопнув Роберта по плечу.
— Но я вернусь сюда, чтобы стать королем не только на словах, но и на деле. Англы подчинятся мне, иначе я выжгу их остров дотла! На этом холме я построю крепость из белого камня, откуда буду управлять своим королевством. Она простоит вечно или, по крайне мере, до тех пор, пока здесь не переведутся эти проклятые вороны!
Он долго рассказывал Роберту о своих планах и мечтах, пока они возвращались в город.
Гийом, прозванный Завоевателем, не знал, что никогда не увидит крепость, задуманную им здесь. Не знал, что погибнет из-за нелепого случая при взятии Манта. Также как и не знал Роберт Каминс, будущий граф Нортумбрии, что ему суждено лечь в могилу раньше своего герцога, будучи предательски убитым душным осенним днем следующего года — в Дархеме.
Об этом знали лишь кружащие над ними вороны, но вещие птицы пожелали смолчать…
***
Башни крепко держались своих призраков. Они всегда были здесь: вечные, неизбывные. Заключенные в их стенах, они прогуливаются по Тауэрскому лугу, стонут в Кровавой Башне, скрываются в тени Ворот Предателей и ждут, когда придет день освобождения и крепостная стена рухнет, выпуская их на волю.
…Блуждает по пустым коридорам шотландец Уоллес, держа в руках собственную отрубленную голову. Бесшумно покачивается на черном дереве белая женская фигурка. Скорбная процессия жен короля Генриха продолжает свой хоровод вокруг нее. Призраки Тауэра - их множество, восставших на пути королевской воли, умерших — но не ушедших, потому что ничто не уходит бесследно. Их кровь, плоть и души впитали земля и камень древней крепости и, если замолчать и прислушаться, то кроме стука своего сердца можно услышать их стоны, разносимые ветром. Они ждут того часа, когда смогут выместить свою злобу и ненависть, свою предсмертную боль и отчаяние. Они ждут. Лишь кажущиеся столь надежными стены удерживают их. Но призраки умеют ждать. Пока еще есть в Тауэре черные вороны — призракам остается только ждать.
***
— Вильгельм был всем хорош, свиреп — но хорош. Иногда я даже жалею, что он так глупо умер…
— Его лошадь оступилась, Мунин. Лошади не оступаются просто так, — глубокомысленно заметил Хугин. — И все же он был не Артур.
— Далеко не тот Артур! — Мунин громко каркнул, расправил крылья и взлетел, описав круг над повешенной женщиной. — Как ловко с твоей стороны использовать именно Артура.
— Все возвращается к истокам, несмотря ни на что, — рассудительно сказал Хугин. — Вера сменяет веру. После очередного Рагнарёка остаются лишь мифы: маленькие осколки былого величия, такие как мы с тобой. В мифы верят только чудаки. Артур — как раз такой чудак.
— К тому же, он один из немногих, кто не заключен стенами Тауэра в бессильный призрак, — напомнил Мунин.
Артур Уильям проснулся среди ночи. Он долго сидел на кровати, глядя в окно, пока приближающийся рассвет не начал разгонять ночную тьму.
Прошелестев крыльями, в распахнувшееся окно влетел ворон и уселся на подоконник.
— Не спится? — спросила огромная птица.
Артур уставился на странного гостя, приоткрыв рот от изумления.
— Хорошее утро… — продолжил ворон. — Холодное, но приятное. Когда пролетаешь над Темзой, сквозь туман, густой и белый, как молоко, набережная утопает в нем и кажется, что город ушел под воду, лишь башни Тауэра возвышаются над ним. Тебе стоит самому посмотреть на эту красоту.
— Жаль, что я не умею летать, — растеряно сказал мастер над воронами.
— Почему? — недоуменно спросила птица.
— У меня нет крыльев, — пояснил Артур, окончательно решив, что видит сон.
— Открою тебе тайну, — прикрыв глаза, сказал ворон, — для того чтобы летать, не нужны крылья. Чтобы оседлать ветер, ты должен поверить в это, увидеть себя, летящим в небе, среди облаков, высоко над землей. Ты должен увидеть это, Артур Уильям. Полет — это свобода мысли, когда ты не прикован глупым страхом к земле.
— Вороны Тауэра вряд ли с тобой согласятся.
— Вы подрезаете этим беднягам не крылья, а душу. Не оставляете им выбора — лететь, или остаться. Потому что вороны — это главные и единственные узники Тауэра. Они жертвуют собой, чтобы вы могли вести свою бессмысленную жизнь. Прошла почти тысяча лет, но вы остались на земле, отвергая любые попытки что-либо изменить. Ваша жизнь лишена смысла, одно мгновение полета стоит всех желаний королей.
— Но улети из Тауэра вороны…
— Я сам — ворон Тауэра. Так же, как и ты. Нельзя подрезать чужие крылья, даже для общего блага, — настойчиво повторил Хугин. — Я мог бы не говорить тебе этого, Артур. Но хочу быть до конца честным с тобой и надеюсь, что вскоре, когда придет время перемен, ты поймешь меня, увидишь и услышишь ветер. Однажды все изменится — и не останется воронов в Тауэре.
— И что произойдет тогда?
— Понятия не имею, — признался ворон. — Но я знаю, что будет, оставь мы все как есть — и то, что я вижу, мне не нравится.
Хугин подпрыгнул, расправил крылья и полетел навстречу ветру.
…Гроза нагрянула внезапно, похожая на огромного черного пса туча проглотила солнце и заполонила собой ясное небо.
— Время, брат! — воскликнул Мунин, взмывая в воздух. — Еще несколько часов — и будет поздно!
— Да, таково уж время, — каркнул в ответ Хугин. — Ты слышишь их?
— Конечно…
Древние стены сотрясали крики призраков, рвущихся на свободу. В Кровавой башне плакали дети. Кричал скованный цепью Гай Фокс. Графиня Солсбери бежала по эшафоту, спасаясь от настигающего ее палача…
Туча остановилась над Тауэром, кружа в чудовищном вихре, освещаемом сполохами молний.
Мунин летел над стенами крепости, стремясь опередить грохот грома.
