других. Все говорят «это не мое дело», а мальчик уже на грани.
Энтони отставил бокал.
— Ты не слишком умеешь пить, да?
— Это заметно?
— Да, но это прелестно. — Энтони добродушно улыбнулся.
— Ну, расскажи о себе, — попросила Мэри. — У тебя есть партнер?
— Какой партнер? Я преподаю.
— Ну, понимаешь, партнер. Спутник жизни. Любовник.
— Нет.
— О.
— О нет. Тебе мама сказала? — Энтони засмеялся, закрыв лицо руками. — Как неловко получилось.
— Что?
Энтони смотрел на нее, не отрывая рук от лица.
— Ты думаешь, я гей.
— А разве нет?
— Боже мой, нет! Нисколько. Я не гей.
— Как? — совершенно сбитая с толку, пробормотала Мэри. — А твоя мама сказала…
— Она так думает, а на самом деле нет. Она постоянно мне кого-то сватала, и все те девушки мне не нравились. Одна другой хуже. — Энтони от души смеялся. — И она решила, что я гей.
Мэри растерялась:
— А ты не приводил девушку домой? Которую сам нашел, с которой все было серьезно?
— Я еще не встретил такую, с которой хотел бы завязать серьезные отношения.
Мэри попыталась осмыслить эту новость. Если так, макияж следовало освежить. Она поставила бокал — и в ту же секунду ее мобильный зазвонил.
— Мар! — Это был отец.
— Пап, прости, что не звонила. Я говорила с Бернис.
— Я не поэтому. — Отец был в панике. — Приезжай быстрее.
Солнце садилось за крыши цвета асфальта. Энтони остановил «приус» прямо перед домом ее родителей.
— Я припаркуюсь и приду, — сказал он. Мэри была ему благодарна.
Она побежала в дом. В столовой толпился народ.
— Ты как раз вовремя, — расстроенно сказал отец.
— Пап, где мама? — спросила Мэри и тотчас услышала голоса, доносящиеся из кухни.
Отец взял ее за руку и быстро повел в кухню. Все собравшиеся насупились, когда они проходили, но Мэри не поняла почему.
У кухонного стола стояла миссис Гамбони — постаревшая версия Триш: много яркой косметики, толстые отекшие ноги, мелкие морщины вокруг рта. На длинный черный кардиган спускались накладные черные локоны. Мать Мэри стояла у плиты — полная противоположность Гамбони: в цветастом домашнем платье, кухонном фартуке, с забранными в пучок волосами.
— Миссис Гамбони? — сказала Мэри.
— Ты! — хриплым прокуренным голосом вскрикнула она. — Что скажешь в свое оправдание?
— Мэри теперь важная шишка! — крикнул из столовой какой-то мужчина, и вся толпа недовольно зароптала.
Не хватало только горящих факелов — Мэри чувствовала себя просто-таки Франкенштейном с юридической степенью. И если она не ответственна за весь квартал, то кварталу об этом явно сказать забыли.
— Я объясню, — начала она.
Миссис Гамбони ее перебила:
— Моя дочь пришла к тебе за помощью. Ты могла ей помочь, но отказалась! И теперь она пропала! Она знала, что он хочет убить ее, и теперь убил! — У миссис Гамбони задрожала нижняя губа. — Но тебе и дела до нее нет!
— Миссис Гамбони, мне есть до нее дело. Я предложила ей обратиться в суд и сегодня сама была в Круглом доме…
— Если бы ты что-нибудь сделала, она бы сейчас была дома! В безопасности. Она мне звонила вчера вечером, да я пропустила звонок. Она оставила сообщение. Сказала, что он хочет убить ее. Говорила, где она, но были помехи.
— Что? — Мэри сразу не поняла. — Пожалуйста, помедленнее. И расскажите мне наконец, что случилось.
— Тебе какая разница? — огрызнулась миссис Гамбони. — Я полиции рассказала. Там все знают. Она звонила мне, просила о помощи. Она не могла долго говорить, сказала, что он возвращается в комнату.
— Во сколько она звонила?
— Около десяти. Но я прослушала сообщение только сегодня. — Голос миссис Гамбони срывался. — Я сюда пришла, чтобы твои родители знали, что ты сделала с моей доченькой. Она одна у меня, она — все, что у меня есть, а он ее забрал! Она пропала! — Миссис Гамбони закатила глаза. — Моя прелестная, прелестная малышка. Моя единственная, девочка моя!
Сердце у Мэри разрывалось. Отец, мать и все остальные молчали, потрясенные словами миссис Гамбони.
— Знаете ли вы, что это такое — быть матерью, когда твой ребенок… ребенок пропал? — Миссис Гамбони замолчала и рухнула на руки подхвативших ее подруг.
— Мы будем молиться за тебя и за твою дочь, — тихо сказал отец Мэри и протянул ей салфетки.
Миссис Гамбони отмахнулась от него и вышла из кухни, поддерживаемая своей свитой. Все друг за другом вышли на улицу, и последний закрыл за собой дверь. Мэри увидела, что ее мать кусает губы, чтобы не расплакаться.
— Что здесь произошло? — раздался голос Энтони.
— Мам, все в порядке. — Мэри, обняв мать, встретилась взглядом с Энтони. Ему словно сразу передалась ее тревога.
Через полчаса все четверо сидели на кухне за столом, приводя себя в норму.
Отец накрутил спагетти на вилку.
— И что, вы с Мар пошли пообедать, да?
— Да, — отвечал Энтони, стараясь скрыть улыбку.
Мэри потупила взгляд.
— Мэри ни с кем не встречается, — сказал отец.
— Пап, пожалуйста, — выразительно посмотрела на него Мэри.
— Ничего. Я тоже ни с кем не встречаюсь. — Энтони подцепил вилкой тефтельку и обратился к хозяйке. — Тефтели великолепные, миссис Ди.
—
—
—
Ее родители прямо-таки вручали Энтони ключи от дома, а она даже не выказала своего неодобрения.
Они вернулись в Центр-Сити уже после десяти. Серебристый «приус» остановился в узком переулке напротив ее дома. В отличие от Южного Филли, никто здесь не сидел на крылечке и все давно бросили курить. Центр-Сити, скучный деловой район, вернули к жизни населившие его яппи. Это общество любителей фитнес-клубов и изысканной еды. Однако ни одно, ни другое не связывает людей так, как общий церковный приход и узы крови.
Энтони поставил машину на ручной тормоз.
