– Вам известно, заместитель начальника, что согласно «Положению о Паспортах» паспорт любого советского гражданина должен быть по его требованию обменян на заграничный в течение десяти дней?!
– Вы допуск имели? Подписку давали?
– Кто решает вопрос о сроках?!
– Отдел Виз и Регистрации...
– Вы специалист в области технических дисциплин?!
– Отдел Виз и Регистрации.
– Мы хотели бы получить имена сотрудников Отдела, занимающихся вопросами нашей режимности... так называемой режимности.
– Это, вы и без меня понимаете, невозможно, поскольку этими вопросами занимаются... закрыто. Обратитесь по вопросу сроков – получите ответ в индивидуальном порядке.
– Вы хотите сказать, что в Отделе Виз и Регистрации существует закрытый сектор?!
– Это вы хотите сказать, Минкин. Я уже все сказал.
Теперь я. Давай!!!
– Майор... (а дальше?) Обращаем ваше внимание на то, что наука развивается крайне быстрыми темпами. (Какого ты вылупился на меня, гений? Обделался со своими законами?! Надо было дать дегенерату выговориться – и уйти. А теперь придется его накручивать.) Все мы, здесь присутствующие (отсечь общие вопросы, нечего диссидятину валять!), не работаем больше трех лет. С тех пор наука ушла далеко вперед. Неужели вы полагаете, что те учреждения, где мы работали, топчутся на месте?
– Ваш напарник правильно отметил, что я не специалист в науке. Вы сами подписали форму допуска, добровольно; хотели интересную работу. Спросите у Розова, если не знаете, как его в шестьдесят восьмом году в Болгарию не пустили.
– Речь идет не о туристической поездке, а о выезде на постоянное жительство на нашу Историческую... Государство Израиль.
– Тем более, раз о постоянном.
«...категорически отказался дать письменный ответ на нашу жалобу, не говоря уж о том, что мы обращались отнюдь не в ОВиР, а в Совет Национальностей Верховного Совета СССР. Оставляя в стороне вопрос о подмене функций Верховного Совета служащими ОВиР'а, мы настоятельно требуем немедленного пересмотра «принципа режимности», тем более, что никакой угрозы интересам СССР – с нашей стороны не существует: это бюрократическая отговорка, долженствующая законно обставить вопиющее попрание наших прав на...»
– Майор, мы считаем своим долгом заявить, что ваш ответ нас категорически не удовлетворяет.
– Раз вы все здесь, могу сообщить сроки.
– Эти мифы нам хорошо известны,
– Тогда все. Уедете, никого лишнее время задерживать не будем. А то кое-кто
думает, можно вроде птичек: ф-р-р – и улетели. Всему свой срок.
– Я гляжу вы и в птичках разбираетесь, заместитель начальника?!
– Грубите, грубите. Вы для меня, знаете... Между прочим, рекомендую всем в течение двух недель устроиться на работу – будем привлекать за тунеядство.
Подкололи.
– Надо ли понимать ваши слова так, что вы угрожаете нам судебными преследованиями за желание выехать в Государство Израиль?
– Я вам рекомендую устроиться на работу в течение двух недель.
– Вы отлично знаете, заместитель начальника майор Нечаев...
Розовский синтез.
– ...что только по вашей вине мы долгие годы должны существовать на птичьих правах...
Хорошо обыграл дегенератских птичек!
– ...лишенные любого дела и средств к существованию.
– Вы бы лучше молчали о средствах к существованию.
Заело тебя, дегенерат! Тебе, небось, и полосатых не дают...
Вы сознательно заставляете нас дисквалифицироваться.
Вам никто работать не мешал. И сейчас рабочие руки нужны: на строительстве, например. Перед тем как продать Родину, можете и поработать, как все советские люди.
О-о-о!
– Вы, майор, кажется, приравниваете право на свободный выезд к близким к предательству?!
Оно!
«...Голословно обвинил в «предательстве родины и тунеядстве», угрожал репрессиями...»
– Бросьте вы меня, Липский, подлавливать. Я вам сказал: устраивайтесь на работу и спокойно ждите. Вы ж законы знаете.
– Итак, майор: вместо ответа на наши вопросы вы назвали нас тунеядцами и предателями...
– Вы свободны.
На такие встречи ходили с семейством – частично. Прямо в Отделе могли захомутать – тогда помчится Михайлова жена в канадском выворотном кожушке, а за нею – кудрявый Розова сын: на Центральный телеграф. Жена Минкина ни единого раза не появлялась: не верил Арон Минкин в овировские неожиданности.
– Миша, предусмотрительность такого порядка – продолжение паники другими средствами. Вызов в ОВиР для задержания – непозволительная роскошь, могущая перепугать всех подавантов. Зачем переоценивать? ОВиР – одно, арест – другое. Моя Леночка тоже нервничает: видит у нашего подъезда топтунчиков – и ждет, когда, наконец, они нас заберут... Так в жизни не бывает, родимец: кто топчется, тот не арестовывает.
– Арон, твое дело.
Твое, твое дело, не наше! Почему мы с Фимкой подвергаем опасности своих, а ты нет; почему мои должны о тебе сообщать, а не...
– Ты напрасно вибрируешь. Леночка у меня – человек литературы, а ты, слава Богу, вполне прагматичен. Думай и отвечай: ГБ разделяет вместе со всеми прочими, прошу прощения, органами тяготы скрытой безработицы?
– Не понял.
– А я уверен, что ты понял. Если у них одни и те же чины будут и под нашими окнами скучать, и арестовывать, придется им половину сотрудников разогнать.
– Арон, я тебе сказал. Твое дело.
– Миша, я просил тебя – подумать! ГБ – часть системы со всеми особенностями системы.
– Хорошо, но почему не могут арестовать вОВиР'е?!
– Потому что ОВиР – ширма, официально-легальная ширма. На самом-то деле, ты ведь догадываешься, что не наш несчастный Нечаев тебя в Союзе держит? Отсюда вывод: в потемкинской деревне никто грубо ломать декорации не будет.
– В провинции бывали случаи...
– В провинции, но не здесь, под носом у посольств и корров. Ты вообще обратил внимание, что девяносто девять... загнул я, – девяносто пять процентов сидящих по нашим делам – из провинции?
...Михайлова жена на клеенчатном пуфике в овировской прихожей – ждала, читала «Джуз, Год энд Хистори» – идея мужа. Розовский кудрявчик захватил из дому набор подаренных ему веселых аккумуляторных фонариков – и кормил их из овировской розетки.
– Папа, пошли?
– Ты что тороплив, о Гидеон (стал Генка Розов Гидеоном...)? – ответил кудрявчику Минкин – вместо пыхающего Розова. – Приборы осветительные зарядил?
– А как же.
– Значит, можно идти. Да, Фима?
– Остришь.
– Острю. Острил, острю и буду острить. Жена Липского бултыхнула в котомку скучных «Джузов»,
