необыкновенное.
Соседи по нарам каждое утро, поднимаясь под лающие выкрики солдат, и каждый вечер, возвращаясь после четырнадцати часов работы, с удивлением и опаской смотрели на своего товарища.
На восьмой день он выглянул из барака, ожидая услышать грозное «хальт!». Лагерь был пуст. Часовой, шагавший за колючей проволокой, покосился и не сказал ни слова. Другой часовой — на угловой вышке — тоже заметил мальчонку и тоже не окликнул его.
И тут номер 777 впервые подумал: «Что случилось? Почему не загоняют меня в барак, не грозят автоматом?» Какая-то отчаянная лихость овладела им. Ему захотелось сделать что-то вызывающее, захотелось заставить невозмутимо шагавшего фашиста остановиться, закричать. Но это ему не удалось. Даже когда он прошел между бараков и, обогнув зловонную яму, наполненную грязной водой, вступил в запретную зону кухни, никто не пригрозил ему.
Тогда номер 777 совершил величайший проступок — направился прямо к воротам концлагеря. Два автоматчика встретили его хмурыми взглядами.
— Цурюк! — негромко сказал один.
— Цурюк! — повторил второй.
Теперь все прояснилось. Значит, ему разрешено ходить только по территории концлагеря. Не велика свобода, но и ею никто из пленных не пользовался.
Номер 777 вернулся к своему бараку, присел у стены и прищурился на яркое солнышко. «Смешно!.. И чего это я ненавидел его? И небо... Разве они виноваты?»
Знакомый протяжный скрип прервал его размышления. Так скрипели ворота. Маленький пленник повернул голову и увидел солдата с мешком в руке. В мешке что-то трепыхалось и ворочалось. Солдат, насвистывая похоронную мелодию, миновал ворота и пошел к кухне.
Кроме помойной ямы, куда сливались всякие нечистоты, поблизости не было ни одного водоема. А Загер приказал утопить щенков. Не убить, не зарыть в землю, а именно утопить. Зная крутой нрав нового начальника, солдат не посмел ослушаться. Он хотел направиться горной тропой к далекому водопаду, откуда доставляли в лагерь воду, но кто-то напомнил ему о яме рядом с кухней.
Опустив в мешок пару камней покрупнее, гитлеровец швырнул его в яму и пошел назад, по-прежнему старательно высвистывая похоронный марш. Когда ворота закрылись за ним, к яме подошел номер 777. Среди осклизлых камней в сероватой жиже у берега копошился живой комочек. Это был единственный счастливчик, которому удалось спастись. Остальное потомство Дианы погибло.
Пронизанный острой жалостью, номер 777 подхватил щенка, завернул его в полу куртки и помчался в барак. Здесь он вытер щенка обрывками грязного тряпья, валявшегося под нарами, и засунул маленькое дрожащее тельце за пазуху.
— Куда же я тебя упрячу? — шептал он, прислушиваясь к тихому посапыванию пригревшегося щенка. — А кормить тебя чем буду, дурашка мой? Тебе ведь небось молоко и мясо нужно, а я забыл, какого они и цвета... Будешь есть бурду? Придут наши с работы, получат по плошке. И я получу... Будешь лакать, а?
Снаружи долетел громкий лай, прерываемый тоскливым призывным повизгиваньем. Щенок забился, заворочался. Номер 777 притих и насторожился. Он не догадался, что это мать ищет, зовет своих щенят.
Диана подбежала к воротам, выбрала лазейку пошире и перемахнула через колючую проволоку. Собака Загера могла бегать повсюду.
Обнюхав следы солдата, который утопил щенков, Диана бросилась к яме, заскулила, тыча носом в землю, покружилась около помойки и решительно направилась к бараку. Еле ощутимый запах безошибочно вел ее к сыну.
Когда Диана появилась между двух длинных рядов нар и радостно тявкнула, мальчонка вскрикнул, перевернулся на живот и прикрыл щенка. Собака с ходу прыгнула на нары и потянулась носом навстречу жалобному повизгиваныо.
Через минуту щенок с блаженством повис на тугом соске матери, а Диана уставилась на мальчика умными желтоватыми глазками.
— Твой, да? — спросил он. — Какая же ты мать, если у тебя детей воруют и топят в помойке?
Диана моргнула глазами. Кожа на верхней челюсти собралась в складки и мелко задрожала. Казалось, что собака хочет произнести что-то горькое, печальное.
— Знаю, что ты не виновата, — продолжал мальчик. — Я сам, как твой щенок... Только ему лучше... Ты вот к нему прибежала... нашла... А меня...
И он заплакал, худенький маленький пленник с большим номером 777.
Накормив и облизав щенка, Диана выбежала из барака. Инстинкт подсказал ей, что лучше оставить своего сына здесь.
Тайна непонятной милости гитлеровцев к заключенному номер 777 открылась в ту ночь, когда Загер дал команду провести операцию «по пресечению первой попытки к бегству». Никакой попытки не было. Тринадцать человек, значившихся в списках под номерами 13, 113, 213 и так далее, были выведены ночью за пределы лагеря. Пленных окружили и срезали автоматными очередями.
Загер тотчас засел за донесение и подробно описал обстоятельства предотвращенной благодаря его бдительности попытки к бегству. Он не пожалел своего предшественника и намекнул на то, что пленные подготовили эту «акцию» при прежнем начальстве.
Пока Загер мечтал о будущих наградах, в углу одного из бараков собралась «центральная тройка» — три руководителя подпольной организации концлагеря. Входила в эту «тройку» и та женщина, ласковый взгляд которой запомнился мальчику номер 777. Они уже знали о расстреле пленных. Обсуждался не сам факт расстрела — это было слишком обычным явлением, а странная закономерность в выборе жертв и не менее странная подготовка к расправе. Раньше гитлеровцы не теряли времени на отбор обреченных и никуда их не уводили. А в ту ночь пленных по одному вызвали из разных бараков, выстроили и вывели за ворота.
— Сколько наших? — спросила одна из женщин.
— Только одна, — ответила седая старуха. — Остальные в организацию не входили.
Долго молчали, обдумывая положение.
Если бы гитлеровцы пронюхали о существовании подпольной организации, они попытались бы раскопать все до конца и не торопились бы с расстрелом. Значит, никакого провала? Случайность? Нет! Была тут какая-то закономерность. Но какая? Она открылась, когда женщины еще раз перечислили номера расстрелянных.
Старуха первая высказала догадку насчет числа тринадцать. Это было похоже на нелепую и страшную правду.
— Вспомните про мальчонку, — добавила она. — Номер у него — три семерки. Счастливое число... А тринадцать — чертова дюжина.
«Центральная тройка» пришла к выводу, что новый начальник концлагеря решил заменить хаотическое истребление пленных системой, основанной на бессмысленном суеверии.
На коротком ночном совещании решили использовать это в своих целях. А цель у подпольной организации была одна — взорвать строившийся завод. Все остальное уже испробовали. Бежать некуда — вокруг непроходимые горы, а на тропах расставлены заставы. Поднять восстание — значит пойти на бесполезную гибель сотен людей. Оставалось погибнуть, но с пользой.
Ясного плана у организации еще не было. В надежде на удобный случай по граммам накапливали взрывчатку. Делалось это с огромным риском. Закладывая взрывчатку в шурфы, просверленные в скалах, женщины иногда успевали отколоть кусочек тола от желтоватой плитки, похожей на мыло. Тол лежал в тайниках организации и ждал своего часа. Здесь же хранился обрывок бикфордова шнура и один детонатор. Не хватало лишь спичек...
Довольный ночной операцией Загер проснулся в чудесном расположении духа.
Воспользовавшись хорошим настроением начальника, его помощник осмелился, наконец, доложить о происшествии, которое вот уже два дня никому не давало покоя.
