во все стороны враждебные взгляды, и даже на красивых женщин не обращает заинтересованного внимания. Смотрит на часы: время позднее, а доктор Функе ест и ест, как человек, который вовсе не собирается завершить эту священную трапезу, над которой трудится, не покладая рук и не закрывая рта. Глаза Гейнца блуждают по стенам, и с одной из них, из золоченой рамы смотрит на публику пышноусый Ницше.

«Что бы сказал господин философ о господской расе, сидящей за этими столами, как за лошадиными кормушками?» – размышляет Гейнц с иронической улыбкой на лице. Господин Функе толкует по своему эту улыбку, ибо в этот миг мимо их стола проходит широкобедрая курносая блондинка. Он щелкает языком, словно вливает в рот масло:

– Раса! – и, наконец, вытирает салфеткой рот к вящей радости Гейнца. Но радость была преждевременной. Снова господин Функе делает знак официанту, тот в мгновение ока рядом, щелкает каблуками.

– Кофе, официант.

Гейнц вздыхает в отчаянии и снова поворачивается к Ницше на стене: «Полагаю, что господин философ ощущал бы те же чувства, что ощущаю я в компании этих господ».

Господин Функе сосредоточенно допивает кофе, закуривает сигарету и с удовлетворением откидывается на спинку стула, потирает руки, делает последний глоток и говорит Гейнцу:

– Итак, дело завершилось в лучшем виде. Договор подписан на выгодных условиях, господин…

– Леви, – приходит ему на помощь Гейнц, и скашивает на него взгляд, полный скрытой злости.

– Леви, – говорит господин Функе, и имя это выходит из его рта, словно язык наткнулся на преграду.

– Вы талантливый адвокат, господин Функе, столь быстро добился того, над которым мы трудились многие недели.

– Ну, да, господин…г-м-м, Леви. Умелые руки и доброе имя могут в наши дни достичь всего, – господин Функе гордо выпрямляется и скромно улыбается.

– Следует взять в расчет, что придется отложить работы. Грозят забастовкой, и по всем признакам она разразится.

– Разразится. Несомненно, разразится. – доктор Функе при этом делает отрицательный жест и поворачивается к проходящему мимо человеку с моноклем и нижайше приветствует.

– Старая аристократия, – объясняет он Гейнцу.

– Забастовка может продлиться долго, – говорит Гейнц, – требования металлургов не экономические, а политические. Неизвестно, как эта забастовка распространится, кого охватит, и каково будет ее завершение, – Гейнц вперяет в господина Функе испытывающий взгляд.

Господин опять делает отрицающий жест:

– Большую глупость совершают эти своей забастовкой. В политике эта буйная братия ничего не смыслит. В конце концов, доведут систему до предела и докажут последним колеблющимся, что не чрезвычайные законы нам необходимы, а…

– А что?

– Нужна сильная личность, которая положит конец этим цирковым играм в государстве.

Гейнц откидывает голову, и доктор Функе улыбается, словно радуясь выражению лица Гейнца, возникшему под впечатлением его слов.

– Извините меня, господин… Леви, – адвокат встает с места, – я вынужден вас покинуть на несколько минут, мне надо перейти к тому столу и поприветствовать друзей, в противном случае они придут к нашему столу.

Гейнц краснеет. Понимает, что означает это пренебрежение и что это за друзья. «Отец прав. Не стоит склонять голову перед этими бесчинствующими глупцами. К черту все планы! Встану сейчас и уйду. Докажу этому надутому петуху, на что способен человек по имени Леви». – Гейнц чувствует огромное облегчение души, ощутившей собственное достоинство. – Встану и уйду. Будь что будет, я не унижу себя! Глупости… Не время демонстрировать гордость. Надо проглотить оскорбления, чтобы не проглотили моего имущества». Гейнц, собравшись духом, спокойно наблюдает за адвокатом доктором Функе, который продолжает беседовать с друзьями, словно забыв о существовании Гейнца. Наконец, возвращается к столу, лицо его сияет. Гейнц протягивает ему руку, указывая на часы.

– Час поздний, доктор Функе. Я тороплюсь.

– Понятно, понятно. Это друзья моей юности. Товарищи по фехтованию и каникулам. Изречение тех лет, извините меня, господин…Леви.

– Если так, перейдем к делу. – Голос Гейнца звучит резко и высокомерно. – Что с предложениями, которые я вам представил? Вы пытались прощупать их в заинтересованных кругах?

– Гм-м… – роняет господин Функе, лицо его замкнуто. Неожиданно с большим интересом смотрит в окно: две монашки встали в молитвенной позе на колени у памятника прусскому королю, и глаза их обращены на короля, скачущего на своем коне.

– Ха-ха, – посмеивается господин Функе, – интересно знать, что думают эти несчастные женщины, склонившись перед побеждающей мужской мощью. Поглядите-ка, господин… Леви, эта, слева, еще довольно молода, еще можно к ней скакать на величественном коне.

Господин Функе очень доволен собой. Смотрит маленькими своими глазками на двух монашек и всплескивает руками:

– Ха-ха! Несчастная беспомощная женщина возбуждает порой большее желание, чем ухоженная красавица. Не так ли, господин… Леви?

Пальцы Гейнца горят. «Черт, подери! Так бы вскочил и заткнул ему пасть. Язык кулака он поймет лучше, чем язык уговоров. Мой адвокат жаждет властвовать над беспомощными существами, которые сами жаждут увеличить свой рост за счет коня, скача на нем. Кони уже ждут на границе, уже слышно их ржание в стране. Ворота еще заперты, но они их прорвут. Все мы будем растоптаны их копытами. Бежать, бежать, пока не поздно! Но куда? Следует с ними примириться. От удара коня не умирают. Похромаем немного от раны в бедре, но…терпение, и рана медленно затянется. В конце концов, всадники сходят со своих коней».

– Господин, – Гейнц с необычной резкостью обращается к господину Функе, – если не ошибаюсь, я задал вам вопрос.

– Гм-м… – опять мямлит адвокат. – Господин… – адвокат понижает голос, – если не ошибаюсь, я представил вам определенные предложения и еще не получил ответа. В знак дружбы представил вам их. И у сильного характером человека есть иногда небольшие слабости. Можно понять, мы проводили вместе приятные вечера, да и фабрика ваша одна из почтенных по возрасту и значению в стране. Очень будет жаль, если такое предприятие, которое верно служило Германии столько лет, исчезнет, – господин Функе подмигивает Гейнцу.

– Господин Функе, в отношении ваших предложений, не я решаю последним. О таких далеко идущих изменениях на фабрике можно решить лишь на общем собрании семьи, которая является компаньоном во владении предприятием. Но это не мешает вам тем временем попытаться осуществить мое предложение. Естественно, вознаграждение, оплата за услуги… – теперь подмигивает Гейнц, – я знаю, что вы, господин Функе, верный адвокат и хорошо зарекомендовали себя среди членов Союза германской сталелитейной промышленности. Если это так, когда же вы сможете организовать по нашей просьбе встречу и переговоры в самой подходящей для этого атмосфере?

– Гм-м… – господин Функе усмехается.

– Надеюсь, что и в будущем вы окажете верную службу фабрике так же, как сослужили службу в достижении подписи под договором с городскими газовыми предприятиями. Само собой понятно, доктор, что я вам сердечно благодарен… Дружба и оплата дружбы.

– Гм-м… господин Леви. Есть в этом определенная трудность. Не зря я вам напомнил о моих дружеских предложениях. Само название фабрики является препятствием для переговоров в подходящей атмосфере. Что поделаешь? Мировоззрение есть мировоззрение. Вам следует поторопиться с текущим улучшением работы фабрики. Господин… Леви, мудрый человек видит то, что нарождается. Союз сталелитейной промышленности хранит чистоту германской расы. Сталь, это весьма серьезное дело. Не детские коляски производят из нее. Господа из Союза сталелитейной промышленности несколько

Вы читаете Дом Леви
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату