– Когда Амур и Психея праздновали свое венчание, – сказал он ей, – музы наигрывали им свадебную песню.
Он смотрел на Герду, и вся мудрость, понимание и знание, и все искусства, вместе взятые, были созданы служить их любви и счастью.
– Надо уметь любить, – прочитал он Герде нотацию, но при взгляде на ее широко раскрытые глаза, добавил, – жизнь, любить жизнь.
– Надо прежде понять жизнь, – ответила она.
«Понять жизнь». Гейнц с горечью смеется. «Понять и направить. Прошли дни, когда я еще принюхивался ко всему и считал, что и вправду можно понять жизнь. Жизнь, Герда, ставит человека перед фактами, не беря в расчет никакую логику или теорию разума. Факты, как, например, господин Функе. Быстро я выучил факты жизни. Очень быстро я познал, что вся эта возвышенная болтовня о добре и зле, о бездонных диалектических противоречиях в одной душе между добром Бога и злом сатаны, о победе добра путем внутреннего очищения, и так далее, и тому подобное, все это – суета сует. Тоска по вещам, которые никогда не явятся в этот мир. Что мы тогда знали, Герда, о добре и зле, и о сатане? Вот оно, то бездонное зло, о котором мы столько философствовали, вот оно, в образе и подобии господина Функе, вот оно – побеждающее сатанинское зло, уничтожающее всякое внутреннее очищение. Эрвин и Герда гнались за ним, пытаясь свести Божественное добро с неба на землю, верили, что победят сатану, и к чему пришли? А я спасаю отчий дом союзом с сатаной. Благодаря господину Функе разверзлась бездна противоречий. Нет диалектического единства противоположностей между добром и злом. Хочешь бороться со злом – подчиняйся ему, заражайся его духом, приноровляйся к нему, и спускайся до самого дна его низости. Надень на свое лицо маску, и спрячься. Только так сможешь сохранить свой дом и свою безопасность. Богатство это и есть безопасность. А без безопасности нет и очищения. Эрвин желает сохранить чистоту рук, чистоту души, выйти на открытую войну, но он всадник без коня. Глупость идти с открытой грудью против сатанинских когтей. Какое будущее ждет сына Эрвина и Герды? Родители жертвуют жизнью сына во имя идеи. Есть ли тут жертвенность? Нет, это себялюбие. И мне бы хотелось держать гордо голову. Нет, Эрвин и Герда, только не восставая во имя высоких идей. И ты, дорогой мой отец, хранишь это, гордо выпрямляя спину. Но мужество в том, чтобы суметь отступить, суметь зарыться в прах, пока пройдет злая буря, Отступление во имя победы – вот, мужество, вот, горькая диалектика жизни. У меня нет идеи, я не всадник, несущий знамя. Но придет время спасать, я буду спасителем. По праву любви к жизни, таящейся во мне. Нет, Герда, ты не поняла жизнь, я ее понял. Ты еще придешь ко мне, Герда, поучиться диалектике. Оба придете ко мне. Потерянный сын и потерянная подруга. Вернетесь, как миленькие, ко мне. Под моим покровительством будете. Под покровительством союзника сатаны. Пока минет злая буря».
Гейнц встал. На вершинах оголенных деревьев больше не слышно чириканья воробьев. Ноги сами идут по дорожкам. Внезапно он видит себя стоящим перед елью, зелень которой сверкает в свете дня. «Эдит!» – вспыхивает в его сердце. «Ведь Эдит вернулась, и я больше не одинок. Она поймет состояние моей души. Отец прислушивается к голосу Эдит».
Он с облегчением машет рукой музам на крыше и торопится к своему черному автомобилю, стоящему у ресторана. Автомобиль просто летит, нарушая все правила дорожного движения, воспламеняя гнев полицейских инспекторов, но он ухитряется улизнуть от них на большой скорости, открывает окна автомобиля, чтобы охладить пылающую кожу лица, повторяя смеющимся ртом: домой! Домой!
Гейнц находит Эдит в ванной, в окружении братьев и сестер. Ванная – это место приятного времяпровождения всех членов семьи. Она оборудована по педантичным указаниям господина Леви, согласно продуманным воспитательным принципам. Красотой и удобством, чистым воздухом и солнцем, здоровьем тела и радостью души старался господин Леви сбросить избыток энергии детей, и тем немного облегчить жизнь жене и Фриде. Можно сказать, роскошный дворец построил им для их телесного развития. Помещение просторно, стены облицованы блестящими плитками до потолка, по краю которого проходит полоса цветных плиток, на которых вступают рельефы людей, занимающихся гимнастикой. В нишах купающегося обступают зеркала, и он может видеть себя с трех сторон. Широкая ширма отделяет ванную от большой застекленной веранды, на которой расставлены гимнастические снаряды. Крышу веранды по необходимости можно поднять, и в летние дни дочери лежали здесь, загорая под солнечными лучами. Особенную любовь это место снискало у детей, которые именно здесь собирались на семейные сходки, и любое важное решение принималось здесь.
Вот и сейчас собралась здесь вся компания. Иоанна, которая минуту назад завершила свои молитвы, сидит в кресле-качалке и читает книгу. Франц боксирует кулаками кожаный тяжелый мяч, и Бумба сопровождает каждый удар громкими криками поддержки. Эсперанто лежит на шезлонге. Между зеркалами стоят девицы в одеяниях, созданных их буйным воображением, наполовину домашних халатах, наполовину вечерних платьях, расчесывают свои кудри, красят веки в серебряный цвет, подводят глаза черным. Слева Фердинанд опирается на трубы центральной подачи воды и смотрит на девиц. Эдит сидит на маленькой скамеечке. На лице ее мечтательная улыбка. Справа стоит Фрида с хмурым лицом и грустным взглядом. Одни неприятности доставляют ей кудрявые сестры после каникул. Обе влюбились – одна в пианиста, другая – в ударника. Как только они выходят из-под ее контроля, – говорит Фрида, – тут же становятся легкой добычей всяких бездельников. Точно так, Эдит, и точно так – близнецы. Но все ее нарекания впустую – девицы за свое. С симпатягами-музыкантами познакомились они, когда их оркестр выступал в горном курортном городке. С окончанием курортного отдыха оркестр вернулся в Берлин, и с ним – ударник и пианист. С тех пор они продолжают гастролировать в танцевальном зале, веселя сердца людей свободных профессий, людей искусства всех возрастов и всех уровней рекламы и успеха, студентов, веселящихся напропалую, и просто тех, в карманах которых деньги не переводятся и дела их весьма удачны. Каждый вечер девицы посещают этот зал и слушают ударника и пианиста. Возвращаются поздно ночью, валяются в постели до полудня, болтаются по дому, как охваченные лихорадкой, и готовятся к вечеру. Фрида носится за ними, глядя на них печальными глазами, но они бросаются ей на шею, пьяные от счастья, целуют ее в щеки, эта справа, а эта – слева, и вообще не замечают печали в ее глазах.
Входит Кетхэн и вносит письмо. Тут же ванная наполняется смехом от стены до стены. Письмо от тети Регины. Все оставляют свои занятия, сгрудившись вокруг письма в руках Эдит. Она громко читает письмо, являющееся ответом на приглашение Гейнца приехать на семейное собрание по делам фабрики. Приеду, пишет тетя Регина, на Рождество. Тетя Регина приедет! – захлебываются смехом девицы. Все посмеиваются с ними – даже Фрида.
Тетя Регина – младшая сестра деда. Хотя она тоже приближается к солидному возрасту, но никак в этом не признается. Раз в пять лет тетя приезжает в Берлин из своего городка в Силезии, обновить гардероб. Берлин изменился к лучшему, обычно провозглашает она озабоченно – размеры тетины изменились. Мужчины в Берлине вернулись в рамки приличия, говорю я вам. Пятьдесят лет назад нельзя было здесь пройти по улице. Мужчины были лишены стыда и уважения. Сегодня же дают спокойно пройти по улице, и не бросают на меня хотя бы один многозначительный взгляд, говорит младшая сестра деда и, довольная, покачивает седыми волосами, которым сделала перманент перед приездом в столицу.
Как только тетя встречается с дедом, тотчас вспыхивает между ними старая ссора. И речь идет всегда о том же огорчительном случае, который лег позорным пятном на все семейство: примерно, пятьдесят лет назад дед соблазнил одну девушку поехать с ним в одном купе поезда без присмотра ее родителей. И все девицы с большим интересом прислушивались к этой вновь и вновь вспыхивающей семейной ссоре, получая от этого большое удовольствие.
– Тетя Регина! Тетя Регина! – разносится смех в ванной комнате. В эту насмешливую атмосферу попадает Гейнц. Эдит мгновенно вскакивает и бежит к нему. У них особенная дружба с детских лет. Разница лет между ними невелика. Привыкли они поверять друг другу все свои тайны и переживания. Эдит с радостью берет его под руку.
– Наконец-то вернулся.
– Наконец, – пожимает ей руку Гейнц.
– Ты уже пообедал?
– Да, – хмурится лицо Гейнца.
– Ну, ничего. Сделаешь приятным мне время обеда. Фрида, пожалуйста, пришли мне обед в мою комнату, и кофе Гейнцу.