солнцем. А тут еще Иоанна прикладывает руки к сердцу и торжественно объявляет:
– Моя утренняя молитва, – и тут же загораются ее черные глаза.
– Правда, красиво, Саул? – шепчет с боязнью Иоанна.
– М-м-м… Никогда не слышал такую молитву. Так не молятся.
– Ну, это только по случаю, – извиняется Иоанна, – пока я не узнаю настоящие молитвы. Только для того, чтобы сообщить Богу, что я тоже еврейская девочка.
– Не надо сообщать Богу, надо сообщать Движению, – Саул осмеливается начать действовать.
– Что, Саул? О чем ты говоришь? О каком Движении?
– О всемирном молодежном еврейском Движении, О скаутах, халуцах, сионистах.
– Что? Не понимаю ни слова. Что ты сказал?
– Не задавай всегда столько вопросов. Движение есть Движение. Каждый еврейский мальчик должен в нем быть. Дядя Филипп тоже это говорит.
– Что, Саул? Что говорит дядя Филипп?
– Что надо собрать всех евреев из всех стран и уехать в страну Израиля, и там надо стать пионером – халуцем, и построить дом для евреев, и превратить пустыню в цветущий сад, и все это сказал не только дядя Филипп, но так же и Джульетта, беседуя с нами в Движении.
– Когда надо это сделать?
– Есть у нас время до двадцатилетнего возраста. В страну Израиля репатриируются только с этого возраста и старше. До этого странствуют в пустыне, и надо многому учиться.
– И это обязательно должно быть? – изумляется Иоанна. – Иначе нельзя быть еврейкой?
– Нет, – отсекает Саул, – нет другого выхода.
– А можно быть в двух движениях?
– Почему в двух?
– Потому что я уже участвую в одном движении в школе – во имя немцев, живущих вне родины.
– Твое движение ничего не стоит по сравнению с моим движением.
– Почему? Всех немцев, рассеянных по другим странам, надо собрать и помочь им вернуться на нашу родину. Мы собираем много денег. И мой отец тоже дал.
– Дура! Если ты хочешь быть еврейкой, ты должна заботиться о евреях. Приходи в Движение.
– В Движение с таким длинным названием? Каждый раз ты говоришь новые вещи. Очень трудно быть евреем.
– Ты говоришь, как моя мать. Она тоже говорит каждую минуту: трудно быть евреем. Нет в этом ничего трудного. Ты должна лишь прийти на скамью около переулка, там я буду тебя ждать, и мы пойдем в Движение.
– Нет, – отвечает Иоанна. – На улицу со странным запахом? Я не найду дорогу. Это нелегко найти. Дорогу к твоему дому найти тяжело.
Дети замолкают. После нескольких минут неловкого молчания Иоанна говорит печально:
– Ты совсем не тот Саул, каким был на усадьбе у деда.
– Что делать? – говорит Саул. – Многое произошло. Знаешь, Иоанна? – Саул еще не отказался от «организации» Иоанны. – В нашем Движении можно задавать любые вопросы и получать ответы. Ты можешь один раз и задать все твои вопросы. Но только раз в неделю есть такая беседа.
– Нет, – Иоанна стоит на своем, – я не найду дорогу.
И так дети увлеклись разговором, что не заметили, как вдруг старый садовник предстал перед ними, опираясь на грабли. Саул испуган, а Иоанна улыбается старику.
– Ого! – смеется садовник, – два гриба выскочили у подножья дерева. Госпожа и господин Гриб. Вижу я, что это старое дерево еще в силах расти.
Садовник добродушно смеется, прислоняет грабли к стволу дерева и извлекает из кармана куртки свою курительную трубку. Дымок поднимается в прозрачный осенний воздух. Стоит он какое-то время между двумя детьми, как бы благословляя их, затем берет свои грабли. Уходит и исчезает между тропинками.
– Саул?
– М-м-м.
– Знаешь, о чем я думала. Когда здесь прошел наш садовник?
– Это был ваш садовник? – Саул разочарован.
– Ну, конечно, садовник. Но ты хочешь знать?
– М-м-м.
– Я думала, Саулик, что все же найду дорогу к твоей улице. Может, следует мне прийти в твое движение и задать несколько неотложных вопросов?
– Конечно, следует.
– Иоанна-а-а! Иоанна-а-а!
Бумба бежит до потери дыхания. Его рыжие волосы треплются на ветру.
– Он приходит, Иоанна!
– Кто?
– Жених Эдит. Он ее поцеловал.
– Где?
– В руку. И сказал: счастье, что есть забастовка, потому что из-за нее его отозвали назад, в Берлин. Спина у него, Иоанна, как у богатыря.
– Где он сейчас?
– В кабинете отца. Идем быстрей. Надо переодеться во все чистое, иначе Фрида не позволит нам сидеть с гостями.
– Пошли, Саул! Быстрее!
«Торопитесь! Торопитесь!» – насвистывает ветер. И дети бегут, и подпрыгивают. И заходят в дом через кухню, боясь встретить гостей в неподобающей одежде.
– Быстрее! – говорит именно в этот момент Фрида служанкам. – Быстрей! Поздний час! И тут должен был прийти чужак! Чужак!!!
– Он очень симпатичный мужчина, – улыбается Кетхэн, поднося к носу лист салата-латука, – друг молодой госпожи – красивый мужчина.
– Симпатичный! Красивый! – упрекает ее Фрида, – что вырастет из этой красоты? Семья, а? – Нет предела гневу Фриды. – Мужчина соблазняет девушку из добропорядочной семьи, мнение мое о нем ясно и определенно.
И несмотря на поздний час отталкивает от себя миску с салатом, и разгневанное ее лицо дает повод к новой вспышке громкой перебранки об этом мужчине, и даже садовник, который сейчас на кухне единственно представляет мужской пол, изменяет ему, качает головой и с грустью говорит:
– Этот приятель молодой госпожи не нравится мне, нет, нет.
Фрида всегда оставляет за собой последнее слово:
– Очень жаль. Именно, когда индюк так чудесно удался и должен произвести приятное впечатление на гостей, именно в этот день должен был прийти этот…
Итак, весьма неудачным оказался первый визит Эмиля Рифке в дом Леви. Быть может, все это не
