что гладит ее мягкие руки. Когда она вернулась с грудой картонных коробок, он сразу заметил, что она причесалась, оставив на лбу заманчивую кудряшку. Когда она присела перед ним – померить туфли, он мысленно наклонился к ней и убрал кудряшку с ее лба. На миг ему показалось, что он уже это сделал раньше. Эрвин выпрямился, и она улыбнулась ему. Широкая улыбка обнажила ее поврежденные больные зубы.
– Запакуй, пожалуйста, старую обувь, – он вынул из кармана старые носки, – и это добавь в пакет. Разочарование на ее лице принесло ему удовольствие. Он почувствовал, что новые туфли жмут, и это вызвало в нем гнев на девушку, словно она соблазнила его купить узкие туфли, ко всем чертям! Не взглянув на нее и не сказав ей ни слова, он покинул магазин. На улице решил избавиться от старых вещей, причем, немедленно! И поспешил на вокзал, на соседней улице, снял ячейку в камере хранения и вложил туда вещи. Не было поблизости ни одной живой души, и он выбросил ключ в канализационное отверстие. Сильный кашель потряс его всего, и он побежал к ближайшему автомату у входа на вокзал, купить ментоловую конфету. Снова увидел себя в маленьком зеркале автомата. Кепка! Она портит его новый облик, портит его внешнюю цельность. Кружился по улицам, пока не нашел магазин головных уборов. Коричневая шляпа подходит отлично к его костюму, пальто, туфлям и чемодану. Он вышел из магазина и швырнул кепку на скамью, стоящую у обочины улицы.
Присел отдохнуть. Но странная лихорадочность гонит его с места. Все еще его облику чего-то не хватает! Смотрит на часы. Есть еще время, он бежит, поворачивает голову: кепка все еще чернеет на скамье. В магазине кожаных изделий покупает дорогие кожаные перчатки – спрятать свои огрубевшие руки в черных точках. Снова на улице. И снова чувство, что чего-то не хватает. И неожиданно он понимает: не хватает шелковых платков! В универмаге напротив он покупает дюжину платков. Постоял перед зеркалом и вставил в нагрудный карман костюма белый шелковый платок, точно, как дед. Подумав о деде, он вошел в табачный магазин.
– Пожалуйста, – подает ему продавщица с удивлением коробку с самыми «дорогими сигарами!» Увидев чемодан в его руках, спрашивает:
– Господин по дороге на вокзал? В далекое путешествие?
– Далекое. Да. В горы, на зимний курорт.
– О-о, в горы. На зимний курорт! Чудесно! Господин едет один?
– Нет, нет. Жена ждет меня на вокзале.
Потом, уже на улице, он почувствовал приязнь продавщицы сигар. Молодая симпатичная женщина, проходит мимо, оборачивается к нему и улыбается. Снег сверкает на деревьях, на шоссе высвечиваются трамвайные рельсы. И вдруг – старый нищий. Идет навстречу. Остановился рядом. С другой стороны тротуара бросается в глаза огромными буквами реклама:
«Единственный шанс! – реклама в витрине. Речь о продаже автомобиля «Мерседес-Бенц», сверкающего в витрине черным лаком, сиденья красного цвета, обод машины покрыт серебряной краской.
– Чем услужить господину? – с глубоким поклоном обращается к нему продавец.
– Меня интересует «Мерседес-Бенц» в витрине.
– А-а, господин, единственный шанс. Неповторимый! Не прошла обкатку, и была возвращена как новая.
– Возвращена? Почему?
– Огорчительный случай. Была продана, только кончилась обкатка, как покупатель умер. Семья вернула машину.
– Хм-м-м... Это, верно, ущерб.
– Ущерб? Почему? Машина совершенно новая, и никаких недостатков в ней нет.
– Ах, вот уж невезение. Купить такую первоклассную машину и умереть, – роняет Эрвин.
– Случаются такие вещи в жизни, – вздыхает продавец, сидя в машине рядом с Эрвином. – Господин, обратите внимание, все здесь новое. Даже малейшего недостатка вы в этой машине не найдете. Но из-за всего этого цена ее низка. Редкий шанс.
– Хм-м... –Эрвин указывает на маленькую куклу негритенка, висящую на окне машины. – Кукла эта здесь висела всегда?
– Конечно, кукла принадлежала прежним владельцам автомобиля. Я ее немедленно сниму! – взял куклу кончиками пальцев, выскочил из кабины и швырнул ее в мусорную корзину с явно брезгливым выражением лица.
– Выходит, что это все-таки ущерб, – Эрвин выходит из салона машины.
– Да в чем же, разрешите вас спросить?
– В том, что ее предыдущий владелец умер.
– Но это же не ущерб. Это единственный шанс.
– Может быть. Но машина эта предназначена моей жене. И трагическая судьба предыдущего владельца остановит ее в желании приобрести эту машину.
– Да, господин, – вырывается вздох у продавца, – многие женщины подвержены траурным суевериям. Но мы, мужчины, не обязаны им рассказывать все. Чрезвычайная откровенность с ними – только помеха. Мелкие детали следует всегда упускать.
И так как Эрвин молчит, продавец добавляет:
– Я говорю, упускать, забыть, как будто они и не были. И я откроюсь вам: цену можно еще снизить. Дадим вам ее за полцены. Разве такой шанс стоит упустить?
– Не стоит! – Эрвин ударяет по передней части машины. Кажется ему, свет в салоне автомобиля ослабел. У витрины собралась толпа. Женщина указывает на него, мальчик показывает ему язык. Эрвин нахлобучивает новую шляпу на голову. В нем пробуждается страх, что шляпа может свалиться с головы, и публика увидит его обгорелые волосы.
– Я вернусь сюда с женой. Если ей понравится автомобиль, мы его купим. Несмотря на все, купим.
– Не мешкайте, возвращайтесь. Это неповторимый шанс.
И снова он на шумной улице, и снова ищет убежище в одной из боковых тихих улиц. Неожиданно натыкается на небольшой магазин, и ноги его прирастают к месту. В небольшом окне витрины – скрипка на продажу. Единственная. Старик со сморщенным лицом и глубокими глазницами кланяется Эрвину.
– Чем могу услужить?
Поломанные скрипки развешены по стенам, и вокруг этих обломков – другие инструменты. Единственный целый инструмент – в витрине.
– Я заинтересовался этой скрипкой.
– Вы скрипач? – удивлен старик.
– Нет. Не я. Моя жена. Это для нее.
– Господин, в витрине настоящая скрипка Страдивариуса.
– И как она попала к вам?
– Это была моя скрипка. В молодости я на ней играл.
– И теперь вы ее продаете?
– Не просто продаю. Ни за какую цену в мире я так просто ее не продам. – Глаза старика горят и освещают странным светом его сухое, в глубоких морщинах, лицо. Его подагрические руки сложены на груди как в молитве.
– Просто так – ни за какие капиталы в мире...
– И каковы ваши условия?
– Талант, сударь, настоящий талант.
– Можно мне задать вам вопрос. Вы были в молодости скрипачом, почему перестали им быть? И почему выставили скрипку на продажу?
– Да, я играл на скрипке, но большим скрипачом не был. Когда я осознал отсутствие таланта, оставил музыку. Искусство нечто иное, чем жизнь В жизни посредственность побеждает, искусство не знает посредственности. Или величие, или ничтожество. Компромиссов нет. Человеку без искры Божьей, следует опустить голову перед великими талантами.
– И вы выставили скрипку в витрине?
