— Мы в полном дерьме, — прошептал тот. — Поторопились приехать сюда… Ладно, придется целовать чей-то зад.
Долго извиняться не пришлось: Сандра твердо решила успеть на самолет. Вылетела с подъездной дорожки, оставив детективов в синем облаке выхлопных газов.
— Ладно, она обо всем забудет, — махнул рукой Ла Тур.
— Думаешь?
Пауза.
— Нет. Но нам все еще надо найти загадочную крошку в солнцезащитных очках и бейсболке, — добавил Ла Тур, когда они шли к автомобилю.
Тол подумал о том, что Мак Маккаффри могла заметить кого-нибудь около дома Уитли. А кроме того, это был хороший предлог для встречи.
— Я с этим разберусь.
— Ты? — рассмеялся Ла Тур.
— Да, я. А что смешного?
— Не знаю. Просто ты никогда не расследовал убийство.
— И что? Думаешь, не знаю, как допросить свидетеля? Думаешь, я способен только на то, чтобы идти домой и обниматься с калькулятором?
Молчание. Тол пожалел, что эти слова сорвались с языка.
— Так ты слышал? — наконец спросил Ла Тур, уже не смеясь.
— Слышал.
— Ты понимаешь, я не это имел в виду.
— Не это имел в виду? — Тол сощурился. — Не думал, что я тебя слышу? Или не думал, что я действительно занимаюсь сексом с этим самым калькулятором?
— Извини, ладно?.. Я иногда проезжаюсь на чужой счет. Такой уж я человек. Черт, и надо мной тоже подшучивают. Называют вот Медведем из-за толстого брюха. А тебя зовут Эйнштейном, потому что ты шибко умный.
— Но не в глаза.
Ла Тур замялся.
— Ты прав. Не в глаза… Знаешь, слишком уж ты вежливый, Тол. Ты мог бы многое мне высказать. Я не возражаю. Валяй. Расслабься.
— Значит, если я злюсь, потому что ты обливаешь меня дерьмом, то это моя вина?
— Знаешь… — вскинулся он, но замолчал. — Ладно, извини. Я… Слушай, я не привык извиняться. Так что получается у меня не очень.
— Это извинение?
— Я стараюсь изо всех сил… Чего ты хочешь?
— Хорошо, — смилостивился Тол после не очень длительного молчания.
Ла Тур обогнул угол и на слишком уж большой скорости вписался в транспортный поток.
— Это нормально, знаешь ли.
— Что нормально? — переспросил Тол.
— Если тебе хочется…
— Хочется чего?
— Ну, понимаешь, ты со своим калькулятором… Куда безопаснее, учитывая то дерьмо, с которым нам нынче приходится сталкиваться.
— Ла Тур… — начал Тол.
— Тебя это, похоже, очень задело. Наверное, я попал в яблочко. Ты понимаешь, о чем я?
— А не пойти ли тебе на…
Здоровяк коп загоготал.
— Черт, разве ты не чувствуешь, что мы наконец-то взломали лед? Думаю, что взломали. Я подброшу тебя к твоему автомобилю, Эйнштейн, а потом ты можешь продолжить свою секретную миссию в гордом одиночестве.
Он собирался встретиться с ней, чтобы узнать, не видела ли она возле дома Уитли загадочную женщину в бейсболке и солнцезащитных очках, которая ездит на маленьком автомобиле. Потом решил, что предлог, мягко говоря, не соответствует действительности. И очень уж прозрачный, поскольку этот вопрос он мог задать и по телефону. На самом деле ему хотелось другого: понять, что он почувствует, если бы пришлось пригласить Мак Маккаффри пообедать. Нет, пригласить он ее не мог, во всяком случае, сейчас, потому что она была потенциальной свидетельницей. Но ему хотелось проверить свои чувства.
Тол припарковался на Элси-стрит, вышел из авто, наслаждаясь свежим, благоухающим ароматами цветов апрельским воздухом.
Шагая к парку, где они договорились встретиться, Тол размышлял о своей личной жизни. И пришел к выводу, что все у него отлично, просто отлично.
Каждый месяц он встречался с двумя-тремя женщинами. Средний возраст дам, с которыми он виделся в последние двенадцать месяцев, составлял тридцать один год, их ай-кью не опускался ниже ста сорока. Толбот Симмс ставил интеллект превыше всего. Именно этот критерий позволял ему утверждать, что с любовной жизнью у него все в лучшем виде.
Да, он очень хорошо проводил время, ежемесячно встречаясь с двумя (плюс две трети) женщинами. Обсуждал с ними Декартовы гипотезисы. Спорил об обоснованности анализа объектов по их первичным характеристикам («Ни в коем разе! Необходимо учитывать и их вторичные характеристики… Я хочу сказать, как насчет этого? Видишь, у нас много общего»). Они покрывали математическими формулами бумажные скатерти в «Краб-Хаус». Рассматривали различные подходы к теореме Ферма до двух-трех часов утра (не следовало, конечно, полагать такие дискуссии академическими, Тол Симмс держал в спальне полноразмерную грифельную доску и коробку с мелками).
Интеллектуально большинство этих женщин возбуждали его. Он многое от них узнавал. Но вот посмеяться, поразвлечься не мог. А с Мак Маккаффри смог бы, была такая уверенность.
Когда он позвонил, в ее голосе послышалось удивление. И поначалу говорила она очень сухо. Но через минуту-другую расслабилась и, похоже, даже обрадовалась предложению встретиться.
Теперь он видел, что Мак уже сидит на скамейке в парке.
— Привет, — поздоровался он.
— Привет. Ничего, что мы встретились на свежем воздухе? Мне так надоело сидеть под крышей.
Он вспомнил постеры с красотами природы в ее кабинете.
— Нет, здесь прекрасно.
Проницательными зелеными глазами, окруженными россыпью веснушек, Мак оглядывала парк. Тол присел рядом, и минут пять они говорили о пустяках. Наконец она спросила:
— Я правильно запомнила, вы математик?
— Совершенно верно.
Она улыбнулась. Рот у нее был немного асимметричный, что только придавало обаяния улыбке.
— Это круто. Они могли бы снять с вами в главной роли полицейский телесериал. Вроде «Закона и порядка». Назвали бы его «Математический коп».
Они рассмеялись. Он посмотрел на ее обувь, старые истертые черные кроссовки «Рибок». Заметил заштопанную дырку на джинсах. Подумал о дорогом, изысканном, сшитом по фигуре костюме Энтони Шелдона, его роскошном кабинете. Решил, что Мак работает совершенно в другой части сферы здравоохранения.
— Никак не могу понять, почему вас заинтересовала смерть Уитни? — спросила она.
— Я же вам говорил. Это выбивается из общего ряда.
— Наверное, я не так сформулировала вопрос. Почему
— О нет. Мой отец жив. Мать умерла. От инсульта.
— Извините. Должно быть, совсем молодой.
— Да, к сожалению.
