Она отмахнулась от мухи.
— Ваш отец живет где-то неподалеку?
— Нет. Он профессор в Чикаго.
— Математики?
— Естественно. Это семейное. — Он рассказал ей об Уолл-стрит, о финансовых преступлениях, статистике.
— Все эти сложения и вычитания. Вам… ну, я не знаю… не скучно?
— Наоборот. С числами не соскучишься. Бесконечные вопросы, проблемы. И помните, математика гораздо больше, чем просто расчеты. Числа позволяют нам познавать мир. А контролировать мы можем только то, что познали.
— Контролировать? — Она вдруг стала серьезной. — Числам не под силу уберечь от травмы. От смерти.
— Напротив, они-то и могут уберечь, — возразил Тол. — Числа заставляют тормоза работать, а самолеты летать, позволяют позвонить по номеру девятьсот одиннадцать. Медицина, наука — все держится на числах.
— Пожалуй. Никогда об этом не задумывалась. — Еще одна кривая улыбка. — Вы очень увлечены этой дисциплиной.
— Что вы знаете о Паскале? — спросил Тол.
— Слышала о нем.
— Философ. Он был талантливым математиком, но свой талант зарыл в землю. Математика, по его словам, доставляла столько наслаждения, что наверняка имела что-то общее с сексом. Вот Паскаль и решил, что заниматься математикой грешно.
— Не поняла. — Она рассмеялась. — У вас есть математическое порно, которое вы хотите мне показать?
Тол решил, что начальный период свидания проходит очень даже хорошо, то есть о нем поговорили достаточно, можно двигаться дальше.
— А почему вы избрали эту сферу деятельности? — спросил он.
— Я всегда хотела заботиться о людях… или животных, — объяснила Мак. — Если у кого-то из знакомых что-то случалось с собакой, кошкой, птичкой, я всегда старалась помочь. Не могла видеть, как кто-либо страдает от боли. Собиралась пойти в медицинскую школу, но мама заболела, отца не было, так что пришлось отказаться от намеченного… ну, на несколько лет.
Об отце она больше не сказала ни слова. И Тол чувствовал, что говорить о нем ей не хочется. Еще одна общая характеристика для этих двух членов клуба «Четыре процента».
— Почему я занимаюсь психологической поддержкой тяжело больных людей? Наверное, из-за матери. Ей выпала тяжелая смерть. И никто особо не помогал. За исключением меня, но я тогда мало что знала и умела. Больница, в которой она лежала, никакой поддержки ей не оказывала. Поэтому по прошествии какого-то времени я решила поработать в этой области. Заботиться о том, чтобы пациенты до самого конца чувствовали уход и заботу.
— Их смерть не давит на вас?
— Конечно, я грущу, тоскую. Но мне повезло. Я не то чтобы религиозна, но все-таки думаю, что после смерти мы не исчезаем, а переходим в иной мир.
Тол кивнул, но ничего не сказал. Ему всегда хотелось верить, что смерть не конец, но религию в доме Симмсов не пускали на порог, за исключением бесстрастного божества чисел, которому поклонялся отец, а Тол считал, что взрослому трудно стать религиозным человеком. Хотя люди могли меняться. Вот Бенсоны были атеистами, а перед самой смертью заговорили по-другому.
«Мы навсегда останемся друг с другом».
Мак тем временем продолжала рассказывать о своей работе в Центре поддержки кардиологических больных.
— Мне нравится работать с пациентами. И у меня получается. Я стараюсь убедить их не жалеть себя, бодриться. Иногда могу выпить с ними шотландского виски или вина. Смотрю кино, ем чипсы или попкорн с уменьшенным содержанием жира, рассказываю им анекдоты о смерти.
— Анекдоты о смерти? — переспросил Тол.
— Именно. Вот один из них. Я хочу умереть, как мой дедушка, во сне… Не кричать, как пассажиры в его автомобиле.
Тол моргнул, потом расхохотался. А она широко улыбнулась, довольная результатом.
— Слушайте, а есть статистический анекдот. Хотите услышать?
— Конечно.
— По данным статистики, человека грабят каждые четыре минуты. И ему это уже стало надоедать.
Она рассмеялась:
— Действительно, статистический анекдот.
— Стараемся, — улыбнулся Тол и тут же добавил: — Но доктор Дехоивен говорит, что ваш Центр поддержки не только смерть и умирание. Там многое делают для того, чтобы помочь пациенту перед операцией и после нее.
— Да, конечно, — кивнула Мак. — Это очень важная часть нашей работы. Физические упражнения, диета, сиделки, привлечение родственников, психотерапия.
Она замолчала. В наступившей тишине неслышно звучал вопрос: а зачем, собственно, он сюда пожаловал?
— Я хочу спросить… это связано с самоубийствами. Некоторые свидетели говорят, что видели женщину в солнцезащитных очках и бежевой бейсболке, которая отъезжала на маленьком автомобиле от дома Бенсонов буквально перед тем, как они покончили с собой. Я вот и подумал: может, вы знаете, кто это мог быть?
— Я? — Она нахмурилась. — Но я никогда не встречалась с Бенсонами.
— Нет, я говорю про Уитли.
— А-а-а. — Она задумалась. — Их дочь приезжала несколько раз.
— Речь не о ней.
— У них была приходящая горничная. Но она ездит на мини-вэне. И я никогда не видела ее в бейсболке.
Голос как-то разом ослаб, и Тол понял, что настроение у нее быстро переменилось. Возможно, потому, что он упомянул Уитли. Она могла корить себя за то, что чего-то не сделала, не уберегла их от самоубийства.
Тишина окружила их, густая и плотная. Он уже начал думать, что допустил ошибку, смешав личное и профессиональное, учитывая, что речь шла о пациентах Мак, которые только-только умерли. Разговор возобновился, но уже другой, без заинтересованности. Так что очень скоро они как по команде посмотрели на часы, попрощались, поднялись со скамейки и зашагали по одной дорожке, но в разные стороны.
Шелли возникла на пороге кабинета Тола, где обосновались статистик и Ла Тур.
— Кое-что нашла.
— Да, и что? — Ла Тур поглядывал на пачку документов, которые Шелли протягивала своему боссу.
Она наклонилась к самому уху Тола и прошептала:
— Он собрался переселиться сюда?
Тол улыбнулся и ответил:
— Спасибо, детектив.
В ответ Шелли тяжело вздохнула.
— Где ты все это раздобыла? — спросил Ла Тур, указывая пальцем на бумаги, но смотрел на ее грудь.
