Все молчали.
И в это время в ночной тишине неожиданно прямо под ухом у Аркадия грянуло:
Ба-а-а… Бра-а-амс!… Ба-а-а… Бра-а-амс!
Подполковник даже вздрогнул.
Это отмечали время стоящие в углу большие напольные часы.
Даже не часы, а какое-то особое сооружение, напоминающее уменьшенную копию британского Биг Бена. Его могучий деревянный корпус был шоколадного цвета. Почти у самого пола колебался за узким граненым стеклом медный диск маятника.
Аркадий не знал, что он должен предпринять. Сделать или сказать. Он поднялся и подошел к часам.
Погладил старое покрытое лаком дерево.
Его внимание привлекла стоящая на корпусе часов фигурка рыцаря в боевых доспехах. Рыцарь опирался железными руками на двуручный меч.
Аркадий попытался приподнять рыцаря. Он неожиданно оказался для своих размеров очень тяжел. Одной рукой Стеклов смог лишь слегка сдвинуть его с места.
Постояв у часов, подполковник повернулся к Кальварскому и сказал:
– Иван Алексеевич, а вам не кажется, что вы с Толей можете выпустить из бутылки джина? Завладеть информационно-аналоговым оружием захотят очень многие!
– Оружие – это не самое важное! – опустив голову произнес Кальварский. Проблема даже не в нем. Проблема в другом…
– Что же может быть еще важнее? – внутренне холодея спросил подполковник.
– К сожалению, Анатолий Петрович придумал кое-что намного более страшное, чем информационно- аналоговое оружие!.. – тихо произнес Иван Алексеевич.
До этой беседы с Кальварским подполковник надеялся, что самое худшее все-таки не произошло. Но, похоже, он ошибался. Произошло.
Подполковник не хотел слышать того, что вот-вот мог услышать.
Не спешил продолжать и Иван Алексеевич.
И в это время в ночной тиши громко и тревожно забился дверной звонок.
11. Первое заманчивое предложение
Подполковник не хотел слышать того, что вот-вот мог услышать.
И в это время в ночной тиши громко и тревожно забился дверной звонок. Сидящие под песочным абажуром переглянулись, и Коля Саяпин направился в прихожую.
– Аркадий не у вас, случайно? – услышали они из темного коридора голос Паши Папаса.
– У нас. – сказал Коля. – Да, проходи, что ты в дверях застрял?
– Да, нет… У меня тут одно дело… Аркадий нужен… – невразумительно забормотал Паша. – Позови его сюда.
Стеклов вышел в прихожую.
– Вот он я. Что случилось, Паша? – обратился он к заполнившему всю прихожую Павлу Сергеевичу.
– Да, понимаешь… – по-слоновьи затопотал ногами Папас, мгновенно собрав коврик перед дверью в гармошку. – Аркадий, ты можешь прямо сейчас ненадолго ко мне зайти, а?
– Ну, почему же нет… – пожал плечами Аркадий. – А что случилось-то?
– Да ничего не случилось… Один старый друг с тобой поговорить хочет… Ненадолго уйдешь, обещаю!.. Вы, там, наверное, с Иваном Алексеевичем коньяк пьете, а?… Так, сейчас же вернешься!
– Паша, ты куда это его уводишь? – выглянула из комнаты Соня. – Он к нам пришел, а не к тебе!
– Да я его на пятнадцать минут заберу и сразу верну. Не бойся! – успокаивающе махнул в ее сторону рукой Павел Сергеевич.
– Смотри! – погрозила ему кулачком Соня. – Не вернешь, – убью!
На кухне у Папаса находился местный авторитет Константин Пантелеевич Шторм.
Круглая ямочка на его выдвинутом вперед подбородке, сводила с ума женщин еще до того, как их стали сводить с ума Костины деньги. Она по-прежнему воинственно смотрела на окружающих. Сам Костя смотрел значительно миролюбивее.
Пробор в черных Костиных волосах был безупречен, а синий клубный пиджак с бронзовыми пуговицами сидел, как влитой.
– Аркадий! Я тебя по всему городу ищу… Так и знал, что ты где-то в Каланчевке папасовку пьешь! – радостно протянул он навстречу подполковнику руку в белой манжете.
Аркадий с искренней радостью протянул свою широкую лапу.
В свое время Костя окончил Академию физкультуры по отделению единоборств. Пошел он туда из чувства протеста. Все детство он, благодаря матери, провел в танцевальных кружках. Она страстно хотела видеть своего единственного сына артистом балета. Понятно, что такое занятие доставляло юному Косте немало неприятностей в мальчишеских компаниях, обитавших на кривых каланчевских улицах. И его попытка убежать из женственного мира танцевального искусства вполне понятна.
Как и все регулярно занимающиеся танцоры, он оказался прекрасно физически подготовлен, лучше многих заядлых спортсменов. Он легко преодолел большой конкурс и стал студентом-физкультурником.
– Садись, садись, Аркаша. – суетился в кухне, поднимая в воздух тяжелые табуретки, Павел Сергеевич.
– Сажусь, сажусь, успокойся ты, Паша! – сказал Аркадий и устроился за кухонным столом., На нем стояла «папасовка» в виде ирландского виски «Белая лошадь». Отставной майор делал его, настаивая свой собственный исходный самогонный материал на обожженных дубовых палочках и белом перце горошком.
В центре стола дымилась аппетитными запахами громадная скорода с крупными мясными тефтелями, тушеными в пивной подливке.
– Выпьешь, Аркадий? – гостеприимно приподнял бутылку с фальшивой этикеткой хозяин.
– Ну, пол стопки плесни, чтоб добро не переводить… Устал я что-то за сегодняшний день… Хотя признаю, что твой виски, Паша, на порядок лучше настоящего.
Много чем можно было вызвать улыбку на широком лице Павла Сергеевича. Но не было для него ничего более приятного, как похвала его винокуренному мастерству. Тут Паша таял, будто сливочное масло на солнце.
– Нет, ну ты, Аркаша не совсем прав! Вот у шотландцев тоже ничего получается… – как и положено настоящему мастеру, начал скромничать Паша. – Хотя, конечно, что у них за исходный материал? Так, чепуха… химия! Только врут, что ароматизаторы не используют, а на самом-то деле! Сплошной ацетон! А у меня! Все всегда натуральное! Хоть проросшая рожь, хоть яблоки, хоть груши!…
– У тебя лучше! – веско обронил Константин Пантелеевич.
После успешного окончания Академии физкультуры Костя был оставлен в ней младшим тренером- преподавателем. В этом качестве он, вполне довольный собой и жизнью, пребывал несколько лет. А потом был уволен за недопустимые отношения с одной из воспитанниц. Собственно, подобные отношения всю писаную историю человечества считались вполне допустимыми. Это лучше всего подтверждается самим существованием многочисленного человечества. Но Костя наотрез отказывался жениться, и это решило его судьбу.
– Ну, что за встречу, камрады! – поднял рюмку Папас. – Редко видимся последнее время. А жаль! Ведь есть о чем поговорить, что вспомнить!… Как мы на танцплощадке центровым чайники чистили, а?
– Да. – кивнул головой, как поставил печать, Константин Пантелеевич.
– Да. – сентиментально вздохнул Аркадий.
Каланчевцы выпили и потянулись вилками к сковороде.
– Слушай, Паша, почему у тебя тефтели такими вкусными получаются, а? У моей жены почему-то не такие… – с искренним недоумением спросил Костя. – Да и ни у кого не такие… Вон в ресторане 'На пристани' тоже хорошие тефтели, но до этих далеко!
– Секрет надо знать! – сказал Паша. – Ну, вам, так и быть, скажу, как старым друзьям… Я в фарш вместе с яйцом черный хлеб кладу… И луку не жалею! Много кладу. Для сочности!…
– А!… – удивленно протянул Аркадий.
