С законом Валера Клинков давно уже не конфликтовал.
«Не при делах я, начальник!» – заявлял он милицейским оперативным работникам, пытавшихся колоть его по поводу разных случавшихся в городке событий, имевших квалификацию в уголовном кодексе. Говоря так, он не врал.
Ни в каких противоправных делах Валера, действительно, давно не участвовал. Но про жизнь уголовной фауны знал много. Ну, а как иначе? Все друзья – там, все воспоминания – там, да и душа – там. Для молодых и матерых уголовников Валера был тем же, чем певец Баян для дружины Киевского князя Игоря – хранитель преданий. Особого рода подвигов, имен и традиций минувших лет.
Ефим сам Валеру не вербовал. Получил в наследство от своих предшественников. Семь лет назад Валеру взяли при попытке сбыть японскую видеокамеру. Камера за неделю до того была отобрана под угрозой ножа у туриста из страны восходящего солнца. Так случилось, что этот гражданин Японии находился под наблюдением органов безопасности в связи с его большим интересом, проявленным к объединению «Топология». Так Валера оказался в поле зрения органов безопасности. Его решили использовать в информационных целях, и для этого «посадить на подписку».
Возможности для этого имелись.
Дело в том, что сам Валера у японца камеру не отбирал. Непосредственный виновник, опознанный иностранцем, на допросах фамилии Клинкова не упоминал.
И когда Валера дал согласие о дальнейшем сотрудничестве с органами, следствие тут же пришло к выводу, что он приобрел необходимую ему видеокамеру у случайного знакомого, не подозревая, что она имеет преступное происхождение. А когда, понял, что она ему не подходит, решил продать. Таким образом, Валера в следственном деле был показан добросовестным приобретателем, никак не связанным с раскрытым преступлением. Признавшийся же в разбойном нападении на иностранца преступник отправился исправляться в колонию строго режима.
Иностранцев Валера не любил, и обязательства информировать органы об их поведении в научном городке, поколебавшись, все-таки решил на себя взять. Хотя, конечно, понимал, что, идя на сотрудничество с органами, нарушает воровской закон в самой строгой его части. Но, куда ему было деваться? Когда тебе идет шестой десяток, здоровье – скрипит и прихрамывает, а впереди маячит не курорт, а колония, железный воровской закон становится покладистым, как специалистка по массажу, работающая в бане в ночные часы. Тем более, что чисто уголовную информацию с него обещали не требовать.
«Этим – пусть милиция занимается! – сказали ему со значением. – У нас теперь с тобой, Валерий Ильич, – другие задачи! Государственного уровня!»
Валера повернулся всем телом к костру и легко поднялся с отполированного собственным задом чурбачка.
– Ну, вода закипела, пора заправлять, – сказал он, и стал бросать в кипяток составляющие рыбьего супа.
В сыром воздухе заиграли ароматы варящейся рыбы, лука и картошки.
– Эх! Славная будет ушица! – по-кошачьи потянув носом воздух, произнес Валера.
Он вернулся на свое место и замер, глядя на стоящие в зеленой воде красно-белые поплавки.
Майор молчал.
– Ну, а ты чего пришел-то, Алексеич? – не выдержал Клинков. – Ушицы с огня похлебать, или дело какое есть?
– Да мимо шел, почему, думаю, Валеру Клинкова не навестить? Ну, и спустился к тебе с обрыва, – ответил майор.
Смотритель маяка усмехнулся багровым от солнца и ветра лицом:
– Знаю я вас, оперов… Мимо шел… Куда тут мимо идти-то можно? Грибы разве собирать, так смотрю, у тебя кроме штанов, другой тары-то нет. А в карманы, толкай – не толкай, и на одну сковородку обабков не натолкаешь… Спрашивай уж, чего надо?
Ефим кивнул головой и спросил:
– Не знаешь, кто такой Ицехвели?
– Гоча, что ли?
– Он.
Ветеран походов за колючую проволоку помолчал, разглядывая сверкающую на солнце чешуйчатую поверхность маленького моря. Потом раздвинул губы, твердые и шершавые, как корка граната, и ответил:
– Считается, что в Законе, но за колючкой не жил, зону не топтал. Из новых. Бизнес крутит. Страховая компания у него. Еще автоперевозками занимается. Потом, фруктами торгует. Не наш. – Валера помолчал и закончил, будто печать на характеристику поставил: – Лаврушник.
Лаврушниками в криминальных кругах называли авторитетов преступного мира, получивших корону Вора в Законе не в результате длинной уголовной карьеры с обязательным пребыванием в местах заключения, но купившим это звание на воровских сходках за деньги. Уголовные авторитеты, живущие по старым традициям, настоящими Ворами в Законе таких не признавали, а их короны считали слепленными из парафина, то есть, липовыми. Таким вот лаврушником, по мнению Валеры Клинкова, и являлся Гоча Ицехвели.
Информация была интересной. Майор не пожалел, что зашел к ветерану исправительной системы.
– А, вот такой орел по фамилии Кирпатый тебе известен? – задал следующий вопрос Ефим.
– Спиридон Пантелеевич? – переспросил Валера, и в его голосе Ефиму послышалось уважение.
– Вроде бы, так его зовут, – кивнул майор.
– Настоящий мужик, – веско кинул Клинков. – Наш. Трижды за колючкой баланду хлебал. Однажды, лет пятнадцать уже тому, мы с ним под Новокузнецком в соседних бараках грелись. Корона у него правильная. Конечно, сейчас не так как раньше… Кое-что и Пантелеевич стал себе позволять… Бабу себе постоянную завел, девчонка у него от нее образовалась… Овощной оптовый рынок купил, что в южном округе… Но это, что ж, я не в не в упрек ему говорю, время такое… – вздохнул старый рецидивист. – Все по другому сделалось. Но, все равно, Кирпатый – не лаврушник!
Он помолчал, взглянул на тихо покачивающиеся поплавки и вдруг хлопнул себя по лбу:
– О! Хорошо, что напомнил! Пора лаврушку в уху кидать!
Он засунул два пальца в нагрудный карман сизой милицейской рубашки и вытащил оттуда крупный лавровый лист, похожий на наконечник знамени. Легко поднявшись, Валера подошел к котелку, пристально вгляделся в его бурлящее содержимое и осторожно опустил лавровый лист в кипящую воду. Уха, словно обрадовавшись тому, что о ней вспомнили, забурлила сильнее. На берегу запахло совсем аппетитно.
– Валера, – помолчав, спросил Мимикьянов, – а ты, случаем, ничего про ограбление кассиров в торговом центре «Наш дом» не слышал?
Клинков опустился рядом на чурбачок и с недовольным видом произнес:
– Ну, был же уговор! Про уголовные дела не спрашивать… Ну, Ефим Алексеевич…
Отошедший от дел рецидивист, будто пораженный словами Ефима, даже развел ладони в стороны.
– Да, ладно, – и сам махнул рукой на Клинкова Ефим, – Я же тебя имена называть не прошу… Я тебя о другом спрашиваю… Не было ли там чего-нибудь такого… особенного… необычного… А?
Валера задумался. Багровое лицо у него окаменело, он стал похож на скульптурный портрет самого себя, выполненный из красного базальта.
– Ну, вообще-то… – после минутного молчания ожила статуя. – Кое-что, было…
– Да? – подтолкнул его майор.
– Ну, ребятам, которые в «Нашем доме» инкассаторов ломанули кто-то из ваших секретных ученых помог. – тихо произнес Клинков. – Глаза охране отвел… Мимо стволов из здания незаметно вывел и – фьють! – поминай, как звали!
Майор всем корпусом повернулся к смотрителю:
– Что значит – глаза отвел? Гипнозом, что ли?
– Да не знаю я толком, чем там ваши секретные специалисты занимаются… – недовольно ответил Валера. – Это тебе, Ефим Алексеевич, виднее.
Валера помолчал, посмотрел в солнечную даль, но все-таки продолжил:
– Один паренек, что в деле состоял, говорил ребятам, что там, не гипноз был, а очки такие…
