произносит с легкой иронией, но сквозь нее явно просвечивала чернейшая зависть.
Доктор Горынин, в противовес своей фамилии, совсем не напоминал гору, и ничем не походил на Дон Жуана, и все же он отбил надменную молочноликую красавицу у академика.
Они поженились, и вот уже без малого десять лет состояли в законном браке.
– Ефим, ты к нам в отпуск или по делам? – спросил Горынин, пропуская гостя в ванную комнату.
Ефим подошел к раковине и открыл воду.
– С понедельника в отпуск к вам собирался, да вот начальство задание всучило! – ответил он.
– Какое ж теперь тут задание может быть? – удивился бывший начальник лаборатории. – Института давно нет, а все остальное… не заслуживает вашего внимания!
– Не скажи-и-ите, Леонид Георгиевич, – протянул майор, намыливая руки.
Когда они вернулись в столовую, Ефим, перед тем, как сесть за стол, подошел к большому буфету. Своими точеными колоннами, гранеными окошками и многочисленными дверцами он походил на сказочный дом для гномов.
Этот буфет, сделанный в почти мифические времена, был для Ефима символом уютной семейной жизни. Он всегда казался ему вечным.
В глубине души майор не исключал, что, когда уходит последний гость, супруги каким-то волшебным образом меняют свои размеры и отправляются ночевать не в свою спальню, а в одно из уютных отделений этого дворца-буфета. Разумеется, майор никогда никому этого не говорил, опасаясь, в лучшем случае насмешек, а в худшем – медицинского освидетельствования на предмет годности к службе в органах.
Буфет пах старым деревом и воском.
Майор дотронулся до гладкого бока домашнего дворца.
Дерево под ладонью казалось теплым.
Граненые стекла в его окнах и дверцах едва слышно звякнули – будто дворец по-своему здоровался с ним.
Рядом на стене по-прежнему висели три фотографии в вишневых рамках. На одной был запечатлен давнишний выпуск физмата Новосибирского государственного университета, среди юных лиц которого находилась и непричесанная голова будущего доктора наук. На второй – Леонид Георгиевич в расцвете лет стоял на фоне какого-то лабораторного оборудования вместе с несколькими сознающими свое значение людьми. Одним из них был академик Алферов.
А на третьей фотографии строго смотрела из-за своего рабочего стола секретарши супруга доктора Наталья Сергеевна Горынина, в девичестве – Тюменцева.
Величественная Наталья Сергеевна появилась из кухни с большой фарфоровой супницей в вытянутых руках.
Ефим сел за накрытый белой скатертью стол и Наталья Сергеевна начала разливать истекающий грибным ароматом суп.
– Коньячку, Ефим Алексеевич? Или нашей яблоновки? – радушно поинтересовался Горынин.
– Да нет, спасибо, ничего. – отказался майор.
Доктор наук на гостя не обиделся.
– Ну, смотри, пьянство – дело добровольное! А я рюмашку для аппетита приму. Мое дело пенсионерское.
Леонид Георгиевич взялся за небольшой пузатый графинчик с запотевшими боками. В доме Горынина водку выставляли на стол только перелитой в домашнюю посуду, и, разумеется, охлажденной. Доктор вообще был строг в быту.
Он поднес графинчик к рюмке, стоящей перед перед Натальей Сергеевной, но та закрыла ее ладонью.
– Ну, что ж… Следовательно, я – в полной изоляции. – сказал доктор и наполнил свою рюмку. Ее толстые бока сразу покрылись холодным туманом.
Доктор вытянул губы трубкой, вылил в нее водку, крякнул и принялся за грибной суп.
Вслед за хозяином взялись за ложки и Ефим с Натальей Сергеевной.
Грибной бульон был крепок и остр. Супруга доктора была неприступна и величественна, словно скандинавская Снежная Королева, но готовить умела, как настоящая сибирячка.
– Леонид Георгиевич, – начал интересующий его разговор Ефим, – вы о случае с Сабаталиным слышали?
– Слышал, конечно… Вроде с головой у него что-то произошло… Память потерял, говорят… – отвечал доктор, налегая на суп.
– Леонид Георгиевич, ну, а скажите, как вы думаете, это не какие-нибудь Институтские штуки вдруг всплыли, а? – проглотил горячий бульон Ефим.
Горынин на вопрос среагировал неожиданно остро.
Он положил ложку, откинулся на спинку стула и широко раскрыл свои острые ежиные глазки.
– Да, ты что говоришь такое, Ефим? Да, откуда? Да, уж ты-то знаешь, что Институт совсем другим занимался!
– Не таким уж другим… – осторожно возразил Ефим.
Горынин помолчал.
– Если ты про систему «Гарпия», – кашлянув, произнес он, – так сам подумай, сколько для ее применения оборудования нужно!.. Тонны! А энергии сколько?… Это ж электростанция должна работать!.. Да и не может эта система делать так, чтобы только память уничтожить, а человека в здравом уме оставить… Уж ты-то должен понимать: волновое оружие мозг полностью разрушает! Полностью! После работы «Гарпии» в черепной коробке – горячий кисель. А чтоб так, – кто я такой не помню, а что пельмени люблю, помню, так не может быть… Нет.
– Но странный какой-то случай… – не сдавался майор.
– Ну, мало ли чего странного бывает на свете! – развел руками доктор. – Что же теперь все на институт валить?
На этих словах Наталья Сергеевна выпрямила спину так, словно сидела за своим рабочим столом в директорской приемной.
– Слушайте, мальчики! – произнесла она, широко раскрыв глаза. – Я, кажется, поняла, кто Бориса Петровича памяти лишил!
– Кто? – тоже распрямился Ефим.
– Цыгане! – победно обвела большими глазами стол Наталья Сергеевна.
– Причем тут цыгане? – вскинулся Леонид Георгиевич.
– Как причем? – в искреннем удивлении приподняла крутые полудуги бровей Снежная Королева. – Ведь Сабаталин хотел у них старый гараж отобрать… Там, где у них склад. И цыганский барон – Василь Штирбу на него грозился… Помнишь, месяц назад мы его у магазина встретили, и он говорил, что теперь плохо Сабаталину будет… Ты ему еще газету с кроссвордом отдал, хотя я ее еще не прочитала… Ну, вспомни, Леня! А цыганки – они ведь все могут! И сглазить могут… И памяти лишить… Вот Василь своим цыганкам и велел!
– Да ну! – махнул рукой Горынин. – Скажешь тоже! Сглазить! Памяти лишить! Предрассудки! И потом, они же как-то договорились. Оставил им гараж Сабаталин… Промахнулась ты, Наталья!
Раскритикованная супругом Снежная Королева взялась за ложку, но тут же ее положила.
– Слушайте, – понизив голос, сказала она, – а, может быть, это колдунья сделала, а?
– Колдунья? – спросил Ефим.
– Да. Ясновидящая! – таинственным голосом произнесла хозяйка.
– Ты Татку Терновую, что ли имеешь в виду? – усмехнулся доктор Горынин.
– Ну, да! Она на Сабаталина обижена была. Чего-то они не поладили! Сабаталин ее при всех дурой назвал… В «Дагомысе»… Вот она на него порчу и навела! – Наталья Сергеевна даже как будто стала выше ростом. – Она все может! Она же – ясновидящая!
– Ой, Наталья, перестань! – всплеснул руками возмущенный еж. – Ну, что ты бабские глупости повторяешь! Когда она у меня лаборанткой в отделе сидела, простой график построить не могла! А тут – ясновидящая! Глупые бабские глупости!
– Ничего не глупости! – упрямо возразила Наталья Сергеевна. – Она знаешь какая! Она Людмилиной
