обдувал его блестевший от пота лоб. Жюстина отдала ему ключ от комнаты и спросила, не может ли он поменять ей деньги.
– Ноу, ноу, – ответил он и ткнул пальцем в окно.
На улице жара стояла горячей стеной. Она должна пройти через эту стену. Нужно поменять деньги, что-то поесть, воды выпить. Мальчик, лежавший на тротуаре, исчез, отчего она испытала облегчение. Жюстина направилась в ту сторону, куда указал портье. Движение было оживленное, воздух тяжелый. От слепящего света у нее начали слезиться глаза. Это был словно жужжащий, кипящий ад с лабиринтами узких улочек, разбегающихся во все стороны. Она шла по улице, которая показалась ей центральной, потом вроде бы увидела вывеску со словом «банк». Она свернула направо, пытаясь запомнить, как выглядят дома и вывески.
Это был не банк, а какая-то контора. За мутным стеклом сидели мужчины. Она взялась за ручку, но дверь была заперта.
Она перегородила дорогу двум женщинам в ярких платьях и покрывалах на головах.
– Извините... как мне поменять деньги?
Они одинаково непонимающим движением выставили вперед подбородки.
Следовало вернуться, но она вдруг поняла, что не знает, где находится. Все выглядело одинаково, те же вывески, те же машины, те же дома. Все смешалось, закружилось, и запахи, и звуки, и жажда.
Она услышала, как кто-то зовет ее по имени. Подняла глаза, но никого не увидела. Рядом остановилось такси, открылась дверь.
– Жюстина, что с тобой?
Натан.
Она крепко ухватилась за карман на его рубашке, услышала треск рвущейся ткани.
– Успокойся! – велел Натан.
Он довел ее до машины, помог сесть.
В номере он налил воды из большой пластмассовой бутылки.
– Не смей, черт возьми, разгуливать без воды, – отчитывал он. – Кажется, ты уже достаточно взрослая, чтобы это понимать.
– У меня местных денег не было, – прошептала она, и это послужило началом их первой ссоры.
– Могла бы попросить бутылку воды у парня в гостинице. Могла бы на свой номер записать.
– А ты мог бы меня дождаться, а не просто смыться.
– Я не хотел тебя будить. Ты сказала, что ни минуты не спала во время полета. Да я просто не хотел мешать тебе.
Свернувшись клубком, она разрыдалась.
– Господи, Жюстина... к тому же ты ведь знаешь, что нужно тут все разузнать.
– Тебе ведь не обязательно нужно сразу начинать.
– Нет, обязательно. У меня была назначена пара встреч. Я, между прочим, работать сюда приехал, а не в гребаный отпуск, как ты полагаешь.
Она лежала в своей мятой юбке, резинка впивалась в талию. Пальцы у нее распухли от жары.
Она подумала, что хорошо бы сейчас заняться любовью.
Но когда она дотронулась до него, он отстранился.
Они познакомились у зубного врача. Одно время она туда зачастила из-за проблем с мостом. И каждый раз натыкалась в приемной на него, и однажды оба не выдержали и расхохотались.
– Похоже, зубной врач решил нас свести, – сказал он.
Он был года на два ее старше. Седые волосы, слегка растрепанная, небрежная прическа выглядела бы смешно у любого другого мужчины его возраста, но только не у него. Она услышала, как медсестра назвала его имя. Натан Гендсер.
Однажды она довольно долго ждала в приемной, отходя от наркоза. В это время он как раз расплачивался в кассе.
– Я все, – объявил он. – Отмучился.
Она ощутила укол разочарования.
– Счастливчик.
– А тебе много еще осталось?
– Пару раз, наверное. Помимо проблем с мостом еще и дырки обнаружились.
– Я на машине, хочешь, подброшу тебя?
Ее собственная машина стояла за углом. Она немного подумала, а потом ответила:
– Спасибо, подбрось.
Дело происходило летом. Его широкие загорелые руки, обручального кольца нет.
– Дальвик, – сказал он. – А ты не родственница пастилок «Санди»?
Она кивнула.
– А, тогда понятно. Вот почему тебе теперь надо так часто к зубному ходить. В детстве слишком много пастилок слопала.
– Не так уж и много, они мне даже и не нравились. А вот другими сладостями увлекалась.
– Так я и знал.
Он немного помолчал. Затем спросил, куда ей нужно.
– А ты сам куда едешь?
– Могу тебя высадить на площади Оденплан? Я недалеко живу.
– Очень хорошо.
– У тебя отпуск?
– Я не работаю.
– Не работаешь? Ты безработная?
– Нет, не совсем.
Она чувствовала на себе его взгляд, но упрямо смотрела вперед. Люди часто шарахались, узнавая, что она не работает. Она так и не начала работать. Большую часть отрочества она проболела. А потом было как-то поздно. Не могла же она рассказывать об этом посторонним. Чтобы избежать вопросов, она обычно намекала, что имеет отношение к семейному предприятию, но подумывает о чем-то новом. А затем, как правило, меняла тему разговора.
– Сам я обычно именую себя разнорабочим, – сказал он. – Но в последнее время вожу тургруппы.
Он высадил ее на площади, довольно далеко от клиники. Когда он уехал, она спустилась в метро и поехала обратно за своей машиной. Дома она нашла его номер в телефонном справочнике. Он жил на улице Нортуллгатан, она тут же отыскала ее на карте.
На следующее утро она совершила неожиданное. Поехала на улицу Нортуллгатан, хотя такое поведение было ей не свойственно. По дороге она твердила себе: что ты делаешь, чего ждешь?
Она словно опьянела.
Машина его стояла возле дома. Она посмотрела на фасад, пытаясь вычислить окно. Чтобы не мозолить глаза, зашла в книжный магазин, расположенный напротив, и принялась листать книги, даже купила для виду книжку в мягкой обложке. После она медленно прогуливалась туда и обратно вдоль его дома. Интуиция подсказывала, что он скоро появится.
Интуиция не подвела. Примерно через полчаса он вышел. Один. Она ускорила шаг, сделав вид, будто очутилась здесь случайно.
– О, привет... то-то мне лицо показалось знакомым!
Радость вперемешку с удивлением.
– Я как раз собирался перекусить. Не желаешь присоединиться?
Обедать они отправились на остров Дроттнингхольм. Он пригласил ее на постоялый двор. Она чувствовала, что возвращается к жизни, как будто до этого была парализована. С ним вернулись слова, одно за другим.
Его ласки пробудили к жизни и ее тело.
– Ты красивая, я люблю женщин, не страдающих анорексией. Которые как ты – живут.
Ее вдруг затопила дикая ревность ко всем другим женщинам, которых он любил.
