Она почувствовала, как внутри все онемело, и понадеялась, что он не почувствует ее состояния.
– Дождь лил как из ведра, – продолжал Томми, поворачивая к дому. – Но я знаю, где искать. Тот же лес, где мы были однажды, если помнишь. После парома сразу направо.
– А, там.
– Сначала нашел один грибок. Ну прямо светился во мху такой красивый, желтенький. А потом увидел еще, и еще, и еще. Потрясающее ощущение! – Он потер ладони, на секунду отпустив руль, и стал напевать: – Мы нашли лисичек, рыженьких сестричек…
Светофор у Фридхемсплан переключился на красный, как только они подъехали к перекрестку. Томми повернулся к Ариадне:
– Но вообще-то лисички уже отошли. А может, народ уже все истоптал. Я надеялся собрать больше. Если уж отправился за грибами…
– Не замерзли?
– Замерзли? Да ладно, можно и потерпеть. Или – что скажешь, Криста? Холодно было в лесу?
– Немного, – раздался тонкий голос.
– Скоро согреемся. Примем горячий душ, пока мама жарит грибы. Надо жарить на настоящем масле, не забывай, Ариадна. Сделаем вкуснющий омлет с грибами и вареной картошкой.
Тогда Ариадна не удержалась:
– Утром ты хотел бутербродов. Правда? Помнишь? Я купила вкусный хлеб, «Крестьянский к завтраку», ты такой любишь. Из «Консума» у Свеавэген.
– О, вкуснятина! «Крестьянский к завтраку»! – произнес он голосом телерекламы. – Это, конечно, лучше, чем омлет. Хм. Но, учитывая время суток, придется его переименовать. «Крестьянский к ужину».
Они засмеялись. Томми и Ариадна смеялись. На заднем сиденье смеялась Криста.
«Крестьянский к ужину»! Надо же, как смешно получилось.
Дома Томми сразу отправился в ванную. Успел только снять куртку и пристроить в прихожей маленький черный рюкзак, который всегда носил с собой. По спине Ариадны пробежали мурашки: как долго он обычно принимает душ? Десять минут, пятнадцать?
Она сцепила руки и закрыла глаза, шевеля губами, как в молитве. Как будто в эту минуту ей обязательно был нужен бог, которому можно молиться. Криста сидела на полу, дергая шнурки, – кажется, они запутались, затянувшись узлами.
– Как дела, Криста? – спросила Ариадна, стараясь говорить спокойно.
– Не могу развязать, – плаксиво произнесла девочка.
– Я развязываю, сейчас развязываю.
Из душа доносился звук льющейся воды. Кажется, он пел? Да, он пел сильным, переливчатым голосом.
– Ах, женщины как перышки легки…
На полу лежали хвоинки – и Ариадне почудилось, будто они шевелятся, живые.
Господи боже, не оставляй меня!
– Мама, ну помоги!
Ариадна ощутила, как ее губы произносят:
– Да-да, сейчас, я только…
Пришлось перегнуться через Кристу, чтобы дотянуться до рюкзака. Он висел на крючке возле куртки. Ариадна нащупала мягкую, поношенную кожу. Сняла рюкзак с крючка. Почти в ту же секунду звук льющейся воды затих.
– Я тебе помогу, – сказал он, заходя на кухню.
Она держала в руках пакет, только-только нацепив фартук.
– Не нужно, – быстро ответила она.
– Ты работала весь день. Я тебе помогу, конечно.
Он взял пакет и достал хлеб:
– Давно мы такого не покупали.
– Да. Я не успеваю ходить в магазин в городе. А у Броммаплан такого не продавают.
Томми подошел к лампе у раковины и, поднеся к ней упаковку, стал читать надписи. Изучив состав, остался доволен. Вскрыл упаковку и достал нож.
– Сколько отрезать? Сколько съедите?
– Может, один, – отозвалась Ариадна.
– И все?
– Ну, два.
– А тебе, Криста?
– Два.
– Отлично. А мне четыре.
Она почистила грибы и слегка поджарила на сковороде, чтобы выпарить воду. Затем достала масло и бросила кусочек на сковороду. Томми подошел сзади, положил руки на бедра, поцеловал в затылок. Он пах гелем для душа.
– Не слишком разогрела конфорку? – забеспокоился Томми. – Грибы не пригорят?
– Нет, нет.
– В твоих краях лисички ведь не растут?
– Нет, кажется.
– Но зато там много других хороших вещей. Например, ты.
Она выдавила из себя смешок. Медленно обернулась и поцеловала Томми. Все в ней было остро и светло.
Он проголодался. Успел проглотить два бутерброда, прежде чем проявились первые симптомы. Он закашлялся и вытянул язык, проведя по передним зубам, словно пытаясь соскоблить что-то неприятное. Сперва Ариадна сделала вид, что ничего не замечает. Она подлила молока Кристине и собрала куски хлеба, разбросанные вокруг ее тарелки. Потянулась за перечницей:
– Может, пресновато? Я маловато поперчила.
В эту секунду Томми резко вскочил со стула, опрокинув его.
– Не понимаю… – нечетко произнес он. – Такое чувство, что…
Она тоже встала.
– Что такое, Томми, что с тобой?
– Кажется, съел какую-то дрянь. Как думаешь… может, мухомор?
– Что?..
Он схватил ее за руки, стал трясти, с трудом выговаривая:
– Все лисички были настоящие? Одинаковые? Клянешься?
– Д-да…
– Не было красно-белого гриба?
– Тебе лучше знать, – беспокойно отозвалась она. – Ты же сам собирал.
– Да, но Криста… Она же не видит. Все грибы были желтые, ты уверена?
Томми тяжело дышал с мерзким хрипом. Отпустив Ариадну, он бросился в прихожую. Ариадна застыла у стола, слыша, как он срывает одежду с вешалки.
– Че-е-ерт! – вопил он. – Мой рюкзак, че-е-рт, где мой рюкзак!
– Он… он висит на крючке, ты вешаешь его на… на крючок…
– Не висит он на крючке!
Томми продолжал расшвыривать одежду: свою куртку, куртку Ариадны и зимнее пальто, которое она почти никогда не надевала, но которое некуда было повесить, – парадное пальто, из мягчайшей белой шерсти. И желтый пуховик Кристы.
– Томми! – крикнула она. – Что мне сделать?
– Искать, черт, искать, быстро, мать твою, быстро! Ты знаешь какой – черный, со шприцами, который всегда со мной!
Ариадна стала носиться вокруг, делая вид, будто ищет. Томми перебрался в гостиную, казалось, что он
