Такие просьбы в нашем коллективе были в порядке вещей. Но все уже тоже успели схарчить свои корочки хлеба. А без хлеба грибочки как-то не очень. Все сказали, мол, нет уже. Только Миша промолчал. Татьяна Николаевна обратилась к нему:
– Миш, а у тебя нет хлеба?
Миша хмуро промолчал.
– Миша, ты чего, не слышишь? Дай, пожалуйста, кусочек хлеба, если есть.
Миша шумно вздохнул. И натужно проскрипел:
– Счас. Посмотрю.
И он стал долго копаться у себя в сумке. Потом выдал:
– У меня только булка.
– Ну, так дай булки.
Миша еще громче вздохнул и с явной неохотой стал опять рыться в своей сумке. Потом сказал:
– У меня только один кусочек.
Поэтому к Мише редко обращались с просьбами. Но сам не отказывался от угощений.
Так вот, сидим мы с Мишей в лаборатории. А в этот день в нашем столе заказов давали пакеты с мороженным фаршем. Я взял домой несколько штук и положил пока в холодильник. Миша тоже себе взял, как раз передо мной стоял в очереди. А за пару дней там же я купил 20 кило картошки, все не мог собраться домой ее отнести. А под ложечкой сосет, есть хочется. И тут меня осенило:
– Миша, сидеть мы будем еще долго, давай супчик сварим.
– Из чего?
– Картошка есть, фарш тоже, лук я у женщин в КБ выклянчу, соль – не проблема.
– Я свой фарш не дам.
Еще бы, дождешься от тебя, жлоба.
– Не беда, я свой дам. Но ты тогда чистишь картошку.
– Картошку чистим вместе!
– Ладно, ладно. Вместе, так вместе.
Быстро начистили в кастрюлю картошки и поставили ее вариться на плитку. Мишу вдруг озарило:
– А хлеб?
– Пойду в буфете куплю.
– Буфет уже закрылся.
– Ну попрошу, может, даст все же хлеба.
– Ага, даст! Там такая тетя, так орет на всех. Она скорее …ать даст, чем откроет буфет после пяти.
– Миша, тебе может она и не даст хлеба, а мне даст. Волшебное слово знаю. Короче, пошел я в буфет.
– Очень уж ты, Саша, самоуверенный.
– Лучше уж быть самоуверенным, чем неуверенным в себе. Ложная скромность приводит к неуверенности в себе и губит веру в успех.
Эти слова я произнес, уже выходя в коридор.
Пришел к двери буфета и постучался. Тишина. Еще раз. Из-за двери послышалось что-то неразборчиво, но нецензурно. Стучу еще раз. На этот раз я расслышал:
– Я щас кому-то постучу, я так постучу, что будете лететь, пердеть и радоваться!
Голос явно приближался. Наконец, дверь распахнулась и в проеме возникла тетя разъяренного вида:
– Тебе чего, не видишь – закрыт буфет! Глаза повылазили!
Я сделал смиренно-постное лицо и сказал елейным голосом:
– Дайте, пожалуйста, немножко хлеба.
– Какой хлеб, ты чо глухой? Я ж те русским языком сказала – закрыто!
– Так ведь я же ради Христа прошу, спасителя нашего.
И голос мой стал проникновенно-проповедническим:
– Женщина, вы думали когда-нибудь, что грядет Страшный суд! И Бог вам обязательно припомнит, что вы мне, православному, в куске хлеба отказали. А Бог все видит. И не спасете вы свою душу, будете гореть в геенне огненной, вечно!
Ее лицо постепенно менялось. Сначала с него сошло агрессивное выражение, потом оно стало задумчивым, при упоминании о геенне стало испуганным, а услыхав слово 'вечно' она вздрогнула.
– Сейчас принесу, подождите.
Надо же, и на ВЫ перешла даже. Она принесла мне на подносе нарезанную буханку.
– Сколько вам?
– Шесть кусочков. Сколько с меня?
– Денег не надо, я ради Христа это делаю!
Отлично! Все прошло так, как и было задумано.
А вот дальше все пошло уже не по задуманному мной плану. Как бы оправдываясь, она сказала:
– Вы не обижайтесь, что я сразу не хотела вам хлеба дать. Но вы сами поймите, мне еще прибраться надо, посуду помыть, выручку посчитать – это когда ж я домой попаду. А ехать мне аж в Купчино.
– Я тоже с Купчино, – отвечаю.
– Да, но мне в Купчино аж до угла Бухарестской и проспекта Славы добираться.
– Я тоже там живу, – говорю я, слегка обалдевая (тогда я жил в Купчино), – а в каком доме вы живете, не в 37-м, случайно?
– Точно. А откуда вы знаете?
– Так я ж сам в нем живу!
Оказалось, что мы живем не только в одном доме, но и в одной парадной. Я на третьем этаже, она – на пятом. И не знали об этом!
Заодно рассказал ей, что через день работаю ночным приемщиком в молочном магазине и пообещал ей по блату достать десять банок майонеза (страшный дефицит в то недоброе время). Расстались друзьями, обменявшись телефонами.
Придя в лабораторию, я рассказал Мише, как развел тетку насчет бога.
Прихлебывая супчик и заедая его хлебушком, Миша сказал:
– Саня, тебе с таким задатками надо верующим быть.
– Верующим – ну уж нет, я не настолько прост. А вот проповедником – может быть.
С тех пор у меня в буфете появился блат. Обещание насчет майонеза я сдержал. Частенько и другие продукты доставал для буфетчицы.
Аминь!
«А ты иди, борода...» (На «Позитроне»)
ИТФ-1. И-тэ-эф. Источник травления фольги. Моя разработка. Последняя позитроновская разработка, но тогда я ещё не знал об этом. Как и то, что сам «Позитрон» также скоропостижно скончается, а мне придётся менять работу. Но это – потом.
Сам ИТФ представляет собой как бы управляемый источник импульсного двуполярного напряжения. С отдельной регулировкой по скважности импульсов, величине положительного (до 120 вольт) и отрицательного (до -20 вольт) напряжений. Не слишком хитрое устройство, я и посложнее делал, на микропроцессорах. А сейчас этот блок надо отнести в отдел, где разрабатывают конденсаторы. С помощью импульсного ИТФ они бомбардируют танталовую фольгу ионами электролитического раствора и придают ей губчатую структуру. Что ведёт к неуклонному повышению емкости танталового конденсатора, в обкладках которого и используется танталовая фольга.
ИТФ – здоровый, ящик, тяжёлый, килограммов тридцать будет. Там внутри и мощные радиаторы транзисторных ключей, и вентиляторы.
И я попросил наладчика-монтажника Борю помочь мне донести этот ИТФ в отдел. Боря, Борис Алексеевич – о нём стоит сказать отдельно. Солидный представительный мужчина, около пятидесяти лет, всегда при костюме-галстуке и белом лабораторном халате. С окладистой бородой а-ля Николай Второй, со степенными манерами, внушительным голосом, держится солидно. По виду и не скажешь, что рабочий,
