Распихивая многочисленную толпу суетящихся сотоварищей, к воротам двигались варвары, тащившие тяжелый таран. Штурмовые лестницы можно отталкивать, и врагам вал, пожалуй, не взять, если легионеры не дрогнут, но вот проклятый таран все равно рано или поздно высадит крепостные ворота, после чего германцы задавят массой оставшихся без прикрытия римлян. Бравируя своим бесстрашием, варвары уже подбегали под стену. Многие гибли, но их тела падали вперемежку с фашинами, только способствуя более скорому заполнению рва.
Возле ворот поднялся вой, вражеская орда торопливо раздалась в стороны, пропуская пару десятков крепких мужчин, тащивших таран — ствол могучей сосны, обрубки ветвей играли роль ручек. Комель тяжелого бревна с грохотом ударил по доскам. Ощутив легкое сотрясение под ногами, Макрон, прищурившись, осмотрел тыльную часть ворот, и увиденное его не обрадовало. После второго грохочущего удара засов едва не выскочил из креплений и удержался на месте лишь благодаря судорожным усилиям стражей. Однако несколько скоб расшатались настолько, что уже начали выходить из своих гнезд.
— Плохо дело, — пробормотал Макрон и повернулся, чтобы глянуть за стену.
Хотя защитники укрепления беспрерывно швыряли вниз камни, потери варваров восполнялись мгновенно. На место упавшего вставал новый дикарь, и удары не прекращались.
— Не просто плохо, хреново!
— Командир, неужели мы ничего не можем поделать? — спросил Катон.
— Сейчас ничего. Вот будь у нас греческий огонь, мы мог ли бы их славно поджарить.
Катон некогда что-то читал об этом огне, но подробностей не мог вспомнить и потому поинтересовался:
— А германский огонь не подойдет, командир?
— Что?
— Германский огонь, командир.
— Что за хрень, о чем ты толкуешь?
— Дело в том, командир, что в одной из хижин мы обнаружили нечто вроде пекарни. Правда, хлеба там не было, но углей в печках хоть отбавляй. Это нам не сгодится?
Макрон уставился на юнца.
— И ты даже не подумал доложить мне об этом?
— Нет, командир. Мне ведь было приказано искать провиант.
— Ну пусть, а сейчас нам нужен огонь, — заявил Макрон, с трудом сдерживая раздражение. — Займись этим, парень. Найди солдат, что ходили с тобой, скажи им, чтобы они нагребли в щиты все, что там есть, и тащили сюда. И не стой столбом. Не заставляй меня повторять приказ дважды.
Когда юный олух ушел, Макрон спустился с вала, чтобы повнимательнее взглянуть на ворота. Таран долбил их не впустую, в досках уже появились трещины, сквозь которые можно было рассмотреть физиономии дикарей. Каждый новый удар выбивал тучи пыли. Ворота трещали, с вала сыпались комья земли, и центуриону пришлось протереть глаза кулаками. Потом он, торопливо взбежав наверх, велел десятку парней найти вилы и надергать из крыш ближайших хижин побольше соломы. Принесенные снопы Макрон велел разложить вдоль стены, а когда появилась команда, посланная в пекарню, приказал вытряхнуть на них тлеющие уголья.
Сырая солома занялась не сразу, но жара было достаточно, и очень скоро на желтых снопах заплясали оранжевые язычки. Дым шел такой, что легионеров стали одолевать приступы кашля, но Макрон на это внимания не обращал. Когда огонь разгорелся как следует, он крикнул:
— Пора! Швыряйте все это за частокол. Живо! На варваров! На проклятый таран! Давайте, парни! Не бойтесь чуточку подкоптиться!
Используя кто вилы, кто дротики, кто мечи, солдаты принялись метать в темноту охапки горящей соломы.
Снизу донеслись вопли, удары в ворота прекратились. Выглянув за стену, Макрон увидел брошенный таран, почти заваленный грудой горящих снопов. Волна жара ударила ему в щеки, и он отступил с чувством мстительного удовлетворения. Дело пошло. Этот хренов таран даже если и не сгорит дотла, то работать уже не будет.
— Ха! Они бегут! — радостно воскликнул Катон. — Нынче ночью они к нам больше не сунутся.
— Хорошо бы, — кивнул Макрон. — Хорошо бы. Но не одни мы умеем играть в игры с огнем. Глянь-ка туда!
Катон повернулся. В нескольких местах германцы успели нагромоздить вплотную к стене горы фашин, и теперь, на глазах юноши, из гущи врагов в них полетели по дуге факелы. Хворост занялся быстро: в считанные секунды. Вырывавшиеся из него ярко-оранжевые языки лизали торф, бежали выше. Римляне отступили от частокола. Один злополучный солдат, освещенный взметнувшимся пламенем, замешкался, и в него впилось разом несколько вражеских стрел. Несчастный рухнул прямо в огонь, издав крик ужаса, который через мгновение оборвался.
— О нет, — пробормотал юноша, потом повернулся к Макрону. — Командир! Там! Ты только взгляни!
Макрон посмотрел на ворота. Высокие жаркие языки пламени жадно лизали дубовые створки. Должно быть, часть соломы приземлилась слишком близко от них.
— Проклятье! Вот уж точно германский огонь. — Он бросил хмурый взгляд на Катона.
Мысли центуриона забегали. Завалы из фашин полыхали с яростным неистовством, огонь уже перекидывался на частокол. Оставаясь на стене, римляне в столь ярком свете являли собой прекрасные мишени, не говоря уже о том, что их обдавало невыносимым жаром. Конечно, можно было сойти с насыпи и вернуться после того, как фашины сгорят, но к тому времени сгорят и ворота. Тогда все усилия шестой центурии будут напрасны, а оборона деревни развалится, как жалкий шалаш от дыхания урагана. И произойдет это задолго до рассвета, то есть до возможного прибытия помощи. Однако другого выхода он не видел.
Макрон набрал воздуху в грудь и громко, перекрывая рев пламени, скомандовал.
— Всем сойти вниз!
Легионеры спешно повиновались приказу. Команда была подана вовремя. Деревянные колья шипели и потрескивали от страшного, иссушающего жара. Огонь освещал передние ряды германцев, и даже сквозь дрожащий от жары воздух можно было отчетливо разглядеть их ликующие ухмылки. Макрон сбежал вниз, к своим людям, и построил центурию так, чтобы она могла достойно встретить врага.
— Что теперь, командир? — спросил Катон.
— Ничего. Стой и жди. И молись, чтобы это пламя не угасало как можно дольше.
ГЛАВА 10
Пламя не только не угасало, но и бушевало все пуще и пуще, посылая в небо вихри оранжевых искр. С этими роями огненных мух не мог справиться даже снегопад, хлопья таяли, а искры, крутясь, опускались на землю. И на соломенные кровли лачуг. Макрон клял себя за дурацкую мысль сжечь таран, которая привела к губительному для всей когорты пожару, однако Катон был, похоже, доволен происходящим. Он-то, улучив момент, и привлек внимание центуриона к ближайшим хибарам. Над ними уже крутился дымок, то здесь, то там завивались оранжевые колечки. Все шло к большому огню. Оглядевшись вокруг, Макрон увидел, что лачуги курятся и сзади. «Минута-другая, и центурия окажется в огненном пекле», — подумал он, но его отвлек неожиданный треск. Ворота рухнули, однако над их обломками взметнулось ревущее пламя. Сквозь его рев до римлян донеслись торжествующие крики германцев.
Варвары полагали, что перед ними вот-вот откроется проход в деревню, но ничего подобного не произошло. Пламя не утихало. Напротив, оно перебросилось на ближайшие хижины. Жар на улице сделался нестерпимым, римляне щурились, оберегая глаза. Центурион понял, что медлить нельзя.
— Парни! Разом! На сорок шагов! Все отходим!
Легионеры тут же ретировались и, отбежав на указанное расстояние, снова сомкнули ряды. А дом, возле которого они только что находились, рухнул, завалив улицу горящими головнями.
