«дирижер». Как же дорого обходится нам нерасторопность милиции…
Не дожидаясь, пока он возьмет в аллюр, я, перескакивая ступени, бросился по лестнице.
Это был багор. Оглянувшись на бегу, я убедился – да, это багор. Красный от кончика острия до кончика черенка, багор. Оставалось только сообразить, где он его взял. И память услужливо подсказала мне интерьер фойе гостиницы. С большой мраморной площадки под хрустальной люстрой вела в подвальное помещение маленькая лестница. И там, между первым этажом и нулевым, висел на стене красный щит. Набор для игры в пожарных, маленький каприз пожарного инспектора. В набор входили красное ведро, красный топор, красный лом и красный багор. Ведро показалось дружку крашеной блондинки недостаточно убедительным, лом слишком тяжелым, а вот багор был то, что надо.
Кстати, где сама крашеная? Ждет нас с винтовкой на этаже? Или – как это называет Антоныч? – сделала петлю и сидит в засаде?
Увидев справа нишу, я нырнул в нее, и «дирижер» промчался мимо. Я тут же выскочил и обнаружил, что трое моих коллег по несчастью, кажется, попали. Уткнувшись в тупик, они развернулись и встали.
– Суки бессмертные! – взревел «дирижер» и, ухватив багор под мышку, понесся на них, как смерч. Ну, вылитый Айвенго.
Я вижу, как у Гриши округляются, наполняясь ужасом, глаза. Еще бы. Между ним и кончиком багра метра два, не больше.
Гера и Гриша откидываются в разные стороны. Киллер проскакивает меж них и вонзает багор в какую-то дверь. Некоторое время уходит у него, чтобы вынуть оружие из двери.
– Он спятил! – орет Гера. – Он спятил, так киллеры не ведут себя!
– Бегом наверх! – командую я и мчусь по лестнице. Теперь они торопятся за мной.
Ворвавшись на третий этаж, мы бежим по коридору в обратном направлении. У двери одного из номеров, бесстыдно прижавшись чреслами друг к другу, занимается любовью парочка.
Когда «дирижер» пробегает мимо них, он разжимает руки, и она падает попой на паркет.
А для нас коридор между тем заканчивается. И мы с грохотом спускаемся по лестнице снова на второй этаж.
– Стойте, сволочи! – требует «дирижер». – Все равно не уйдете!
Его искренность заставляет меня наполниться отчаянием. Мы учащаем шаг.
– Стойте, и ваша смерть будет мгновенной! – обещает он. – Иначе позавидуете мертвым!
Придумал бы что-нибудь более убедительное.
Я не знаю морального кодекса киллеров. Возможно, там что-то написано о невозможности не выполнить задание. Или – о необходимости выполнить задание любой ценой. Вероятно, немаловажную роль играют еще и сроки, иначе поведение нашего преследователя понять трудно. Я всегда считал, что киллеры могущественных людей стреляют с окон чердаков, режут в подъездах, то есть выстраивают какую-то программу действий, изучают жизнь объекта. А тут нате. Не знаю, что думали оставшиеся трое, но я боялся этого человека больше, чем если бы он ждал меня в моей московской квартире. Поэтому бежал от него, как от бешеного пуделя.
– Сережа!.. – слышу я за спиной, и мы останавливаемся. Все.
«Дирижер» разворачивается. В конце коридора, откуда мы только что прибежали, стоит в белом халате Верочка. Неужели мы бегаем по гостинице столько времени, что администраторше успела позвонить, а Верочка приехать?!
– Никогда – женщин и детей! – рычит «дирижер», снова перехватывает багор под мышку и, оскалясь, бросается на главврача санатория…
Подняв над головой подарок хану Исмаилу, я изо всех сил швыряю его в голову «дирижера». Происходит это в пяти шагах от Веры Николаевны, так что она вынуждена взвизгнуть и отпрыгнуть в сторону. А я бросаюсь ему на спину и валю на пол. Багор вылетает из его рук, скользит между ног Верочки и ударяется в стену. В коридоре появляется Антоныч, и мы вчетвером начинаем вязать чокнутого живодера.
– Только не бейте, Сережа! – умоляет Верочка. – Человек болен!
– Это так! – подтверждает Гера.
Впятером мы возимся на полу под громогласные крики администраторши, для которой вызывать милицию более хлопотно, чем управляться самой.
В кармане Гриши пиликает трубка.
– Я побегу за медсестрой! – кричит Верочка. – Тут укол нужен!
Она цокает каблуками, Гриша поднимается и входит в связь, мы с Антонычем прижимаем к полу «дирижера».
– Да, милая!
– Принесите какую-нибудь веревку! – командует хрипло Антоныч.
– Рейс разрешили?! Как это здорово! Бог услышал мои молитвы!
Я вышибаю ногой ближайшую дверь, под визги постояльцев – двух женщин, выдираю из торшера шнур и выбегаю, хлопнув дверью. Интересно, что обо мне они подумали?
– Держи его, я багор возьму!
Я держу «дирижера», Антоныч бросается за багром. Зачем багор?..
– Кто кричит? А, это мы с Серегой в борцовском зале!
– Привет ей от меня передавай!..
– Антоныч, тебе тоже привет от Киры.
– Спасибо, – Антоныч вставляет черенок багра в левый рукав пиджака киллера.
Ничего не понимаю… Он ему руку хочет под корень выломать?..
– В двенадцатом часу ночи почему?.. – повторяет вслед за Кирой Гриша.
– Скажи, что приехал Путин и устроил нам мастер-класс!.. – советует Антоныч, продевая черенок все дальше и дальше, заводя его со спины Платона в рукав правый.
– Ты понимаешь, такая удача! – частит Гриша в трубку. – К нам приехал Путин и сейчас проводит мастер-класс!
– Убью, насекомые!.. Глаза выдавлю, губы оборву!..
– Нет, это не он кричит… Тебе послышалось…
– Привязывай черенок к рукам шнуром! – ревет Антоныч.
– А откуда я знаю, почему он решил мастер-класс устроить в полночь? Он сказал, нас собрали…
– Он плюнул в меня! – возмущается Гера.
– Тебе послышалось, милая… Кто плюется в борцовском зале…
– Вяжи!..
– А когда ты прилетишь? Через четыре часа?.. Я самый счастливый человек на свете! – майским голосом звенит Гриша. Зажимает рукой трубку и трещит, как петух, в которого угодили камнем: – Она через четыре часа в Шереметьеве приземлится!..
– Где же эта кровавая сука?! – И я оглядываюсь. Все время меня не оставляет ощущение, что блондинка вот-вот выскочит из-за угла и расстреляет нас в упор. Может быть, ради этого представление с багром и предлагалось.
– Да в аэропорту она!.. – кряхтит Гера, налегая на «дирижера». – Сказано же – рейс объявили!..
В этот момент я заканчиваю вязать узлы, и мы отбегаем от киллера. Он вскакивает на ноги как распятый.
– Вы думаете, это конец?! – дико вращая глазами, уточняет он.
Совершенно не представляя, что на это ответить, я бью «дирижера» ногой в живот. Отлетев назад и проскрежетав обоими концами багра по штукатурке, он застревает между стен посреди коридора.
– Четыре часа до Шереметьева? – произносит Антоныч и стирает со лба пот. – Успеем.
По одному мы быстро спускаемся вслед за ним. «Дирижер» не хочет отпускать нас так запросто. Ему нужны наши жизни. Выбравшись из ловушки, он пытается взять нас с разбега, сверху. Но раскинутые в сторону руки не входят в дверной проем, и он, с грохотом врезавшись, падает на спину.
– Господи, неужели нужно столько времени, чтобы шприц элениумом зарядить? – возмущается Антоныч.
Уже не торопясь, мы спускаемся по лестнице на первый этаж. За нами, разбивая по пути все
