произошла вчера.
Рано утром – еще не было пяти часов – Слижюс пришел к кузнецу. Он спал. Слижюс растолкал его.
Комнату, видать, давно не убирали. Все было покрыто толстой мохнатой пылью. На полу – кучи объедков. Книги, знаменитая библиотека Нарбутаса, ссыпались с этажерки и валялись у стены беспорядочной грудой. Воздух в комнате пропитан затхлой кислятиной.
Нарбутас не проявил удивления, увидев Слижюса. И это равнодушие огорчило токаря больше всего. Казалось, в кузнеце не осталось ничего от прежней живости. Слижюс не мог без боли смотреть на его лицо, неподвижное и напряженное, как у слепца. Что бы ни говорил токарь, все его уговоры, все призывы воспрянуть духом, вспомнить старых товарищей, вернуться к жизни тонули, как в подушке, в этой странной флегме.
– Оставь меня, – сказал старик хриплым, словно заржавевшим от молчания голосом. – Когда вы наконец оставите меня в покое?…
Такая мольба была в его голосе, что Слижюс содрогнулся от жалости.
– Послушай, Антанас, – сказал он неуверенно, почти убежденный словами Нарбутаса, но все еще не в силах покинуть старого кузнеца, – ведь я к тебе по-доброму, я хочу убедить тебя, чтобы ты…
– Ах, – прервал его Нарбутас, – чем ты можешь убедить меня? Сам бог пытался убедить меня, и то не вышло.
В этих словах на миг прозвучало что-то от прежнего Нарбутаса, от его насмешливой гордости. И это несколько подбодрило Слижюса.
– Так тебе бог что предлагал? Могилку небось? А я тебе предлагаю дело. Твою прежнюю работу, слышишь? У горна. Молотом.
Когда они подошли к заводу, улицы были еще темны. Только краешек неба далеко на востоке начинал бледнеть. В цехах светились огни, завод работал безостановочно в три смены.
Они приблизились к новому корпусу. Под стенами его громоздились яшики с механизмами. Цех был еще пуст. Даже ворота еще не были навешены. Внутри вкусно пахло свежей краской.
Сквозь стеклянную крышу мерцали звезды. Гул завода приходил сюда смягченным. Как всегда, множество шумов из разных цехов сливалось в одно мерное мощное дыхание. Иногда полутемный пролет, где брели она, спотыкаясь, вдруг озарялся ослепительными вспышками. Это в соседнем цехе опорожняли ковш с пылающей сталью. Меркли звезды, и на секунду выплывала из мрака кряжистая спина Слижюса, шагавшего впереди. Эхо его шагов дробно прокатывалось под высокими сводами.
Сзади тащился Нарбутас, неслышно волоча ноги в калошах и опираясь на клюшку. Ему было скучно и зябко. Из окон, не всюду еще застекленных, несло холодом. То и дело токарь словно ненароком касался кузнеца рукой, чтобы убедиться, здесь ли он еще.
Наконец они остановились. Слижюс включил свет. Загорелась тусклая лампочка.
Он коротко сказал:
– Ну, вот он.
Они стояли перед пневматическим молотом. До сих пор Нарбутас видел такие только на картинках. Никогда в Вильнюсе – ни в польские времена, ни позже, при Сметоне, – да и во всей старой Литве не было этих механических геркулесов.
Что-то вроде удивления мелькнуло в тусклых глазах кузнеца.
– Самый маленький, – продолжал Слижюс. – Мы его установили первым. Другие, – он махнул рукой в сторону двора, – ты же видел, еще там, на улице. То громадины, там на каждом будет целая бригада – и кузнец, и подручный, и машинист. А на малютке этой, – он слегка коснулся могучей станины молота, – весь штат – один кузнец.
Он значительно посмотрел на Нарбутаса и, помолчав, добавил:
– С начальством я дотолковался. Говорю: человек заскучал на пенсии. Ну, они же все-таки с пониманием. Ох, говорят, если бы нам вышло вернуть Нарбутаса! Пусть, говорят, попробует себя на пневматическом, пока цех еще не вступил в строй. А вдруг, а? А не выйдет, никто не узнает. А я почему-то думаю, Антанас, что выйдет. Это ж все-таки не кувалдой махать, а?
Ничего не выразилось на сонном лице Нарбутаса. Он огляделся.
– Горн – вот он, – показал Слижюс.
И прибавил извиняющимся голосом:
– Покуда старый. Твой же. Скоро поставим камерную печь.
Помолчал и снова:
– И манипулятор наладим. И обдувной вентилятор. И вообще все будет, как говорится, высший сорт «А». Как в самой Москве.
Он хлопнул Нарбутаса по плечу, рассмеялся и сказал:
– Ну что, Антанас, еще не вечер, а?
Кузнец ничего не ответил. Он скинул пальто и снова поискал глазами вокруг себя.
Слижюс сказал дурашливым голосом:
– Вот гардеробчика, извиняюсь, не приготовили.
Он развел руками с комическим сожалением. Он пытался развеселить Нарбутаса.
Кузнец молча и все с тем же отсутствующим выражением на лице положил пальто на каменный пол.
