Холодное «Цоликаури»,
Спускается вечер густой.
Ряды кипарисов, ликуя,
Уходят в безбрежный покой.
Сливаются небо и море.
Не видно стеклянных валов.
И странно скользят на просторе
Огни кормовые судов.
В беседке, увитой лозою,
Свисает со стен виноград,
И зыбко трепещет листвою
Во мгле исчезающий сад.
От свечки колеблются тени,
Хозяйский шипит патефон.
Доносится тихое пенье
И кружек наполненных звон.
Случайная встреча, забава,
Глаза из-под темных ресниц.
Любовь, и разлука, и слава,
И юность, и жизнь без границ!
...Но вечер окончен. Потушат
Свечу, как полет мотылька.
И ночь распускается душной,
Белеющей чашей цветка!..
1972
Град
Внезапно без дождя густой ударил град.
Поднялся ветер вдруг, и синий свет, густея,
Прекрасно изменил в жару пылавший сад,
И шумно ожила дремавшая аллея.
Какой-то гул возник, какой-то странный стон.
Сжимается душа, неясным звукам внемля.
И чудится, вокруг стоит стеклянный звон
Горошин ледяных, дробящихся о землю.
Все стихло через миг. Опять сквозной простор
Привычно засиял над потрясенным садом,
И солнца луч упал на лиственный ковер,
Расшитый серебром дымящегося града.
Зной силу набирал, и душный ветерок
Пыль завивал жгутом на высохшей дороге.
Но все витал вокруг неясный холодок
Совсем иной любви, совсем иной тревоги,
Как будто жизнь одна осталась позади...
И вот сейчас в саду, шумящем надо мною,
Рождалось – до тоски, до ужаса в груди! –
Стремленье – но куда? желанье – но какое?
1972
Страсть
Султаны моркови пронизаны светом,
И лук малахитовый тускло блестит.
Лиловой пчелою дремучее лето
Цветы прогибает и в травах гудит.
Оно отметает, как вздор, возраженья,
Сгорая в тяжелом июльском бреду,
И наши случайные прикосновенья
Кругами расходятся в душном саду.
Колышется воздух янтарнее меда,
И разум впустую толчется впотьмах,
Где страсть, как хозяйка, идет с огорода
С неясной улыбкой на влажных губах.
1972
Нимфа
Небо белесо – и ветер незрячий
Кровь лихорадит, листвою гремит;
Пахнет полынью, – но так ли, иначе –
Жизнь продолжается, сердце стучит!
Юркие бесы мелькают в малине,
Пчелы гудят, собирая нектар,
Грузные яблони в блеклом сатине
С плеч отряхают белеющий жар.
Там, в глубине, среди сытого сада,
Где козлоногий охотник живет,
Пухлая нимфа в лукавой досаде
К солнцу подъемлет свой чувственный рот.
Машет руками, сверкает глазами,
Силясь проникнуть в сплетенье ветвей,
И в раздраженье топочет ногами,
Жарче пожара и снега белей!..
