повторялось сначала. И быстро рос на столике блестящий строй этих самых втулок.
«Ну и ничего сложного, — думал Петр. Денек постоял бы, а потом и сам бы смог. Простая работенка. Скучновато в общем…»
— Пап, а ты почему не меряешь? — спросил он, заметив, что многие токари, снимая деталь, тщательно измеряют ее какими-то скобками или другим инструментом и только тогда ставят ее либо на столик, либо опять закрепляют в патроне, а иногда с досадой бросают в металлическую корзину.
Батурин-старший усмехнулся.
— А я на глазок. У меня глаз-алмаз.
Петр недоверчиво хмыкнул.
— Нет, конечно, не на глазок, — сказал уже серьезно Батурин-старший. — Просто я станок знаю. Точный у меня станочек, — и он похлопал ладонью по теплой станине, как хлопают по шее хороших лошадок. — Вот смотри, — он показал на какие-то рукоятки и выключатели. — Вот здесь я устанавливаю все нужные размеры, допуски, скорости вращения и подачи, а станочек все делает сам. И я ему верю. Понял?
— Понял, — сказал Петр. — А ты-то сам что делаешь?
— Как что делаю? — удивился отец. — Работаю.
— Ставишь да снимаешь?
Батурин-старший крякнул.
— Ишь ты, — сказал он. — Много ты понимаешь! Семеныч! — окликнул он проходившего мимо толстого и небритого дядьку. — Семеныч, объясни-ка ты моему парню, что это за втулки. А то он считает, что я даром хлеб ем.
Семеныч вскользь посмотрел на Петра, вынул из кармана комбинезона сложенный вчетверо чертеж и дал его токарю.
— На завтра тебе — вот.
Степан Александрович вытер руки ветошкой, осторожно развернул чертеж, внимательно посмотрел на него и присвистнул.
— Управишься? — спросил мастер.
— Подумаю, — сказал Батурин-старший. — По-о-одумаю.
— Думай, — сказал Семеныч и крепко взял Батурина-младшего за плечо. — Пошли.
— Куда? — спросил Петр.
— На кудыкину гору. Не мешай работать. Идем.
И они пошли.
— Ты думаешь «втулка, втулка» — говорил Семеныч. — А без этой втулки ни одна машина не пойдет — это раз. А два, чтобы эти втулки так точить, как твой батька точит, надо пуд соли съесть. Точность — и проверять не надо. Мне эти втулки к завтрему во как, — и он провел ребром ладони под подбородком, — во как нужны! Ну, пошли. Часок у меня есть.
Ходили они вначале по этому — механическому цеху, потом пошли в кузнечный, побывали в литейном — мартеновском, а под конец зашли в сборочный. Что там увидел Петр Батурин и что он услышал от толстого мастера Семена Семеновича, я вам рассказывать не буду. Для этого нужно написать целую отдельную книгу. А если вам, дорогие читатели, интересно, то сходите на завод сами. Посмотрите, пощупайте только что вышедшие из-под резца еще горячие детали, поудивляйтесь умным и ловким машинам и еще более умным и ловким людям, которые эти машины делают и на этих машинах работают.
…С завода Батурины шли вместе.
— Ну как? — спросил старший.
— Ничего, — сказал младший. — Прилично.
— Ну то-то, — сказал старший. — Слушай, а что у вас в школе мастерская и верно плохая?
— Говорят, — равнодушно сказал Петр.
— «Говорят», — передразнил его отец. — А сам-то не видел?
— Не.
Дома Петр сразу вспомнил о таинственном письме. Он выгреб из кармана записки и белый листок бумаги. «Аллюр три креста». Подогреть, что ли?
На кухне Батурин включил газ и развернул над ним листок. В душе он посмеивался над собой: как же, жди — проявится. Он подержал листок над огнем, перевернул его и изумился: на белой поверхности проступили отдельные светло-коричневые буквы. У Батурина затряслись руки, и он чуть не сунул листок в огонь. Запахло начинающей тлеть бумагой, и четкими темно-коричневыми буквами выступил текст:
— Ха! — сказал Петр, прочитав письмо. — Шуточки! Чепуха какая-то! Какой еще кот?! Так я и буду таскать камни! Ишь, чего захотели!
За обедом Петр был очень рассеянным и на вопросы Марии Ивановны отвечал невпопад.
— Ты не заболел ли? — озабоченно спросила она.
— Спасибо, — ответил Петр.
Батурина-мама испуганно посмотрела на Батурина-папу. Тот подмигнул ей и шепотом сказал:
— Он у меня на заводе был. Думает.
Батурина-мама недоуменно пожала плечами.
— Ну, я пошел, — сказал Петр, глянув на будильник.
— А уроки? — строго спросила Мария Ивановна.
— Попозже, — сказал Петр и выскочил за дверь.
Выйдя из парадной, он остановился. Навстречу ему шел, что-то напевая себе под нос, профессор Орликов.
— Здравствуйте, — сказал Петр. — У вас случайно нет… медной кастрюли? Тьфу! Я хотел спросить — паяльной лампы?
— Здравствуй, — сказал Вениамин Вениаминович, — есть паяльная лампа. Сейчас поищем. Как дела?
Петр слегка замялся.
— Да, — быстро сказал профессор, — случайно не знаешь, куда это Наталья моя помчалась? Я ее только что встретил — неслась на всех парусах.
— Н-не знаю, — сказал Батурин.
Профессор отыскал в кладовке паяльную лампу, показал, как ею пользоваться, и вручил Петру, даже не спросив, зачем она ему.
«Вроде, он моими делами уже и не очень-то интересуется, — с некоторой обидой подумал Батурин, спускаясь по лестнице, — ну и ладно. Сам управлюсь».
И он бодро пошагал по улице. Она вела прямо на запад. Прошагав немного, Петр вернулся к парадной и, ругая себя на чем свет стоит, снова пошел на запад, отсчитывая шаги.
