изменилась его повседневная деятельность, изменилась его субъективность. Хакуин, основатель современной школы Риндзай в Японии, сказал об этом так: Наняв этого глупца-мудреца, Давайте потрудимся вместе, Чтобы заполнить колодец снегом.
О жизни на этой ступени дзен много не скажешь, поскольку внешнее поведение тут мало что значит; все перешло во внутреннюю жизнь. Внешне человек одет в тряпье и работает в качестве незаметного труженика. В феодальной Японии безвестные адепты дзен часто встречались среди нищих. Известен по крайней мере один такой случай.
Когда один нищий умер, людям случайно попала на глаза чашка для риса, с которой он ходил побираться. На ней обнаружили надпись на классическом китайском, которая выражала его взгляд на жизнь и его понимание дзен.
Великий наставник дзен Банкей сам одно время был в обществе нищих, пока его не нашли, чтобы он дал согласие обучать одного из феодальных властителей того времени.
Перед тем как закончить лекцию, я приведу характерные для дзен мондо. Я надеюсь, они бросят свет на предшествующий рассказ о жизни человека дзен. Одним из самых заметных фактов его жизни является понятие любви — в буддистском ее понимании она лишена тех демонстративно эротических черт, которые дают о себе знать в жизнеописаниях многих христианских святых. Эта любовь особым образом направлена у них на Христа, тогда как буддисты почти не обращают свои усилия на общение с Буддой, но имеют дело лишь с окружающими людьми, ощутима эта любовь или нет. Она проявляется как щедрый и самоотверженный труд ради других.
Одна женщина содержала чайный домик у подножия горы Тайшань, на которой находился известный по всему Китаю монастырь дзен. Какой бы монах ни спрашивал у нее, как пройти к Тайшань, она отвечала: «Иди прямо вперед!» Когда он уходил по этому направлению, она замечала: «Вот еще один идущий тем же путем». Монахи не знали, что означает это ее замечание.
Слух об этом дошел до Джошу. Он сказал себе: «Пойду посмотрю, что это за женщина». Он подошел к чайной, спросил старую женщину, какая дорога ведет в Тайшань. Конечно, она сказала ему идти прямо вперед, и Джошу последовал тем же путем, что и остальные. Женщина заметила: «Прекрасный монах, идет тем же путем, что и остальные». Когда Джошу вернулся в общину, он сказал: «Теперь с нею все прояснилось!»
Мы можем спросить: «Что же обнаружил старый наставник в женщине, когда его поведение ничуть не отличалось от прочих монахов?» На этот вопрос каждый из нас должен найти собственный ответ.
Итак, дзен предлагает нам следующее: искать просветление для себя и помогать другим в его достижении. В дзен имеются свои «молитвы», хотя они совершенно отличаются от христианских. Обычно называются четыре таких «молитвы», где последние две просто расширяют две первые:
1. Сколь бы бесчисленными ни были все существа, я молюсь, чтобы все они могли быть спасены.
2. Сколь бы неисчерпаемыми ни были страсти, я молюсь, чтобы все они были искоренены.
3. Сколь бы безмерно разнообразной ни представала дхарма, я молюсь, чтобы она была постигнута.
4. Сколь высоко ни был бы вознесен Путь Будды, я молюсь, чтобы он был достижим.
Дзен иногда кажется загадочным, таинственным и полным противоречий, но в конечном счете это лишь дисциплина и учение: Делать добро, Избегать зла, Очистить свое сердце — Таков Путь Будды.
Разве это не применимо ко всем человеческим ситуациям, будь они современными или древними, на Западе или на Востоке?
Эрих Фромм
Психоанализ и дзен-буддизм
Соотнося дзен-буддизм с психоанализом, мы обсуждаем две системы, которые имеют дело с теорией человеческой природы и с практикой, способствующей благополучию человека. Каждая из этих систем представляет собой характерное выражение в одном случае восточной, в другом — западной мысли. Дзен- буддизм является синтезом рациональности и абстрактности Индии с конкретностью и реализмом Китая. Дзен-буддизм, в свою очередь, так же принадлежит исключительно Западу, как дзен — Востоку. Психоанализ — дитя западного гуманизма и рационализма, с одной стороны, и романтизма XIX века с его поисками темных сил, ускользающих от рационализма, — с другой. Если мы бросим взгляд в далекое прошлое, то увидим, что духовными истоками этого научно-терапевтического подхода к человеку служат греческая мудрость и еврейская этика.
Несмотря на то что и психоанализ, и дзен в равной мере имеют дело с природой человека и практикой, позволяющей его изменять, различие между ними кажется более существенным, чем сходство. Психоанализ — это научный метод, по сути своей внерелигиозный. Дзен является теорией и техникой достижения «просветления», то есть опыта, который на Западе назвали бы религиозным или мистическим. Психоанализ — это лечение психической болезни, дзен — путь к духовному спасению. Может ли дискуссия по поводу отношений между ними привести к чему-то большему, чем констатация этого радикального и непреодолимого различия?
И все же рост интереса к дзен-буддизму со стороны психоаналитиков бесспорен[30]. Каковы источники такого интереса? Данная работа призвана дать ответ на этот вопрос. Она не претендует ни на систематическое изложение идей дзен-буддизма, что выходило бы за границы моих познаний и моего опыта, ни на исчерпывающее описание психоанализа, что не является ее задачей. Тем не менее в первой части работы более или менее детально рассмотрены те аспекты психоанализа, которые имеют непосредственное значение для понимания его отношения к дзен-буддизму и которые в то же время послужили основой для развития фрейдовского учения и формирования направления, иногда называемого мною «гуманистическим психоанализом». Мне хотелось бы показать, почему изучение дзен-буддизма было жизненно важным для меня самого и почему, как мне кажется, оно имеет значение для всех обучающихся психоанализу.
I. Современный духовный кризис и роль психоанализа
Чтобы подойти к теме обсуждения, нам необходимо рассмотреть духовный кризис, переживаемый человеком Запада в нашу решающую историческую эпоху, а также функции психоанализа в условиях этого кризиса.
В то время как подавляющая часть живущих на Западе не ощущает кризиса западной культуры (наверное, большинство людей никогда, даже в радикально критической ситуации, не отдавали себе отчет в кризисе), по крайней мере среди небольшого числа критически мыслящих наблюдателей существует согласие относительно наличия и природы этого кризиса. Его описывали как malaise, emui, mat du slide, как омертвление жизни, автоматизацию человека, его отчуждение от себя самого, от другого человека и от природы[31]. Человек следовал рационализму вплоть до того пункта, где рационализм обернулся сущей иррациональностью. Со времен Декарта человек все более отрывал свою мысль от чувств; только мысль считалась разумной, аффекты же по самой своей природе иррациональны.
