Личность, Я, превратилась в изолированный интеллект, который составляет сущность человека и должен контролировать Я, подобно тому как он должен контролировать природу. Контроль интеллекта над природой и производство все большего числа вещей становятся основополагающими целями жизни. В этом процессе человек превратил себя в вещь, собственность приобрела большее значение, чем жизнь, «иметь» возобладало над «быть». На заре западной культуры — как в греческой, так и в еврейской традиции — целью жизни считалось совершенствование человека; современный человек занят усовершенствованием вещей, познанием того, как их сделать. Западный человек находится в состоянии шизоидной неспособности переживать аффекты, а потому он пребывает в тревоге, депрессии, отчаянии. Он все еще произносит клятвы — служить счастью, индивидуализму, инициативе, — но в действительности он лишен всякой цели. Спросите у него, зачем он живет, какова цель всех его устремлений, и он изумится. Один может сказать, что живет для семьи, для других, второй — для того, «чтобы получать от жизни удовольствие», третий — «чтобы делать деньги». Но в действительности никто не знает, зачем живет; и нет у них иной цели, кроме желания избежать опасности и одиночества.
Конечно, церковные общины сейчас многочисленнее, чем когда бы то ни было, книги по религии становятся бестселлерами, о Боге говорит все больше и больше людей. Но такое исповедание религии лишь прикрывает глубоко материалистическую и иррелигиозную позицию, которую следует считать идеологической реакцией — вызванной ощущением опасности и конформизмом — на ту тенденцию XIX века, которую Ницше обозначил своим знаменитым «Бог умер». Подлинно религиозного тут ничего нет.
Отход от теистических идей в XIX веке был немалым достижением, если взглянуть на него под определенным углом зрения. Объективность стала увлечением эпохи. Земля перестала быть центром Вселенной, человек утратил ведущую роль в творении — роль существа, коему Бог предопределил властвовать над всеми другими тварями. Используя этот новой принцип объективности при изучении скрытых мотивов поведения личности, Фрейд обнаружил, что вера во всемогущего и всезнающего Бога коренится в беспомощности человеческого существования. Эту беспомощность люди и пытаются преодолеть посредством веры в помогающих им отца и мать, представленных Богом на небесах. Фрейд увидел, что спасти себя человек может только сам; учения великих мудрецов, любовь и помощь родителей, друзей, любимых способны ему помочь, но лишь в том случае, если он сам решится принять вызов бытия и ответит на него всеми своими силами и всем своим сердцем.
Человек отказался от иллюзорного образа Бога как отца-помощника, но одновременно он отрекся и от подлинных целей всех великих гуманистических религий: преодоления ограниченности эгоистического Я, достижения любви, объективности, смирения и того почитания жизни, при котором целью жизни оказывается сама жизнь, а человек становится тем, кем он потенциально является. Таковы цели великих религий Запада, и такими же были цели великих религий Востока. Однако Восток не был обременен понятием трансцендентного отца-спасителя, в котором нашли выражение устремления монотеистических религий. Даосизм и буддизм превосходят религии Запада рациональностью и реализмом, они смотрят на человека объективно и реалистично, не позволяя никому, кроме уже «пробужденных», руководить им и усматривая возможность для него следовать за ними в той внутренней способности к пробуждению и просветлению, которой наделен каждый человек. Именно в этом кроется причина того, что религиозная мысль Востока, даосизм и буддизм (слившиеся в дзен-буддизме), стали сегодня значимыми для Запада. Дзен-буддизм помогает человеку найти ответ на экзистенциальные вопросы, этот ответ в главном тот же, что дает иудео-христианская традиция, но он не противоречит рациональности, реализму, независимости — то есть ценным достижениям современного человека. Парадоксальным образом восточная религиозная мысль более соответствует рациональному мышлению Запада, чем сама западная религиозная мысль.
II. Ценности и цели в психоаналитической концепции Фрейда
Психоанализ — это характерное выражение духовного кризиса западного человека и попытка найти выход из него. Это хорошо видно по последним направлениям психоанализа — «гуманистическому» и «экзистенциальному» анализу. Перед тем как перейти к моей собственной «гуманистической» концепции, я хотел бы показать, что система Фрейда, вопреки широко распространенному мнению, выходила за рамки понятий «болезнь» и «лечение», что она была направлена не только на лечение душевнобольных пациентов, но, скорее, на «спасение» человека. На первый взгляд Фрейд был создателем новой терапии психических болезней, посвятившим этому предмету все свои интересы и всю свою жизнь. Однако стоит присмотреться внимательнее, и мы увидим, что за медицинской практикой — терапией неврозов — лежал совсем иной интерес, редко получавший у Фрейда четкое выражение, вероятно, даже редко им осознававшийся. Эта скрытая либо только лишь подразумеваемая концепция касалась не столько лечения психических болезней, сколько чего-то выходящего за пределы понятий «болезнь» и «лечение». Чего именно? Что было основанием «психоаналитического движения»? Каким видел Фрейд будущее человека? Каковы фундаментальные догматы, исповедовавшиеся его движением?
Самым ясным ответом на эти вопросы являются, по-видимому, слова Фрейда: «Там, где было Оно, должно стать Я». Его целью было господство разума над иррациональными и бессознательными страстями, освобождение человека от власти бессознательного настолько, насколько это вообще возможно. Человек должен осознать эти силы, таящиеся в нем самом, чтобы овладеть ими, чтобы контролировать их. Целью Фрейда было максимальное познание истины, познание реальности, которое было для него единственным лучом света, способным направлять человека в этом мире. Его цели — это традиционные цели рационализма, философии Просвещения, пуританской этики. Но если религия и философия выдвигали эту цель самоконтроля, так сказать, утопически, то Фрейд был — или считал себя — первым, кто поставил ее на научную основу посредством исследования бессознательного, а потому мог указать пути ее достижения. Фрейд представляет собой вершину западного рационализма, но в то же время его гений способствовал преодолению ложных аспектов рационализма и поверхностного оптимизма. Рационализм был синтезирован с романтизмом — с тем самым движением, которое на протяжении всего XIX века противостояло рационализму благодаря своему почитанию иррационального, аффективной стороны человеческого бытия[32].
Философские и этические цели занимали Фрейда в его подходе к индивиду значительно больше, чем это обычно считалось. В своих «Лекциях по введению в психоанализ» он говорит о попытках неких мистиков посредством своей практики достичь фундаментального преображения личности. «Мы должны признать, — продолжает Фрейд, — что терапевтические усилия психоанализа близки такому подходу. Их намерением является усиление Я, чтобы сделать его независимым от Сверх-Я, расширить поле наблюдения таким образом, чтобы ему стали доступны новые области Оно. Там, где было Оно, должно стать Я. Это такая же работа культуры, как осушение Зюйдерзее». В том же духе он говорит о психоаналитической терапии, состоящей в «исключении из бытия человека невротических симптомов, заторможенности и аномальностей характера»[33]. Итак, образ аналитика далеко превосходит для него просто доктора, «лечащего» пациента. «Аналитик должен в известном смысле занимать высшее положение, поскольку в некоторых аналитических ситуациях он должен служить пациенту образцом, а в других действовать как его учитель»[34]. «Наконец, — пишет Фрейд, — мы не должны забывать о том, что отношения между аналитиком и пациентом основываются на любви к истине, то есть на признании реальности, а тем самым полностью исключают и чувство стыда, и обман»[35].
Имеются и другие черты и принципы фрейдовского психоанализа, которые выходят за пределы общепринятых понятий «болезнь» и «лечение». То, что они перекликаются с понятиями и размышлениями, характерными для восточного ума, заметит всякий, кто знаком с восточной мыслью, особенно с дзен- буддизмом. Первым из принципов, о которых идет речь, является фрейдовская концепция преобразующего знания, согласно которому теория и практика нераздельны — в самом акте самопознания мы себя трансформируем. Нет нужды специально подчеркивать все отличие этой идеи от основоположений научной психологии — как времен Фрейда, так и нашего времени, — для которой познание остается теоретическим знанием, не имеющим функции преобразования познающего.
