Рубел.
– Схватить?
Молли отвернулась к окну:
– Только не говори никому! Малыши вряд ли смогут удержать это в тайне.
Стоя позади Молли, Линди смотрела во двор.
– Джеф вернется, я знаю, он вернется.
– О, Линди!
Молли хотела подойти к девочке, прижать ее к себе и успокоить, но не посмела. Ее собственные чувства были слишком сложными, чтобы она сумела не разрыдаться при этом.
– Жизнь полна разочарований, Линди. Ты должна держаться. Нужно покончить с ожиданиями.
– Давай, Молли, говори так, если тебе от этого становится легче. Но мы обе знаем, что это неправда. Посмотри, как ты сама несчастлива.
– Линди, сядь и поешь. У нас много дел сегодня.
Линди направилась к лестнице.
– Прежде я должна пойти наверх и проследить, как малыши одеваются. Это же моя обязанность с тех пор, как ты выгнала Рубела, – добавила она сердито.
День прошел еще хуже, чем начался с утра. Когда Молли убирала комнаты полицейских, их форменная одежда напомнила ей о Рубеле. Комната Рингольда вызвала особенно мучительные воспоминания – это была комната, где жил Рубел. Молли стояла на пороге, не желая входить, чтобы избежать воспоминаний. На этой кровати он спал, возле этого окна он стоял в первый день прибытия, глядя на лес невдалеке и спрашивая, кем приходится ей Клитус.
Взгляд Молли снова упал на кровать. Она не отваживалась входить сюда, пока он жил здесь, отсылая Шугар убирать комнату. И потом она тоже избегала заходить в нее. А сейчас, войдя, она остро ощутила свое одиночество. Несколько недель он жил здесь, в этой комнате, рядом с ней. Теперь его не было. Он никогда снова не ляжет в эту вот кровать, никогда не увидит снова в этой комнате сны. Молли подумала: интересно, а видел ли он ее во сне, когда они спали, разделенные лишь коридором?
Сделав несколько осторожных шагов по комнате, она потрогала матрац и села на него, вернувшись мыслями в прошлое. Ее охватили столь сильные переживания, что она не могла больше сдерживаться.
Она выгнала его! Дети правы. Никогда уже ничего хорошего не будет в ее жизни. Не могло ли все быть иначе? Могла ли она жить с человеком, который ее обманул? Почему он позволил ей вступить в связь с мужчиной, которого она считала другим человеком? Ведь она думала, что это не он! Получалось так, что он словно делил ее со своим братом. Может быть, он так и не считал, но его слова часто расходились с делом. Теперь же он ушел, и у нее ничего не осталось, кроме мучительных воспоминаний. Ничего. Ни Рубела. Ни леса. Вскоре, если она не найдет другого выхода, у нее даже не будет дома. И детей.
Шугар, войдя в комнату, застала Молли сидящей на кровати, которая еще недавно была кроватью Рубела. Слезы текли по щекам хозяйки Блек-Хауз. Сев рядом, Шугар притянула ее к своей необъятной груди.
– Не проливайте понапрасну слез, милая! Потерянного не воротишь.
– О, Шугар, для меня это не просто потеря.
Шугар гладила ее по спине, позволяя Молли вволю выплакать свое горе. Когда Молли наплакалась, Шугар отстранилась от нее и вытерла ей глаза своим передником.
– Слезами горю не поможешь, мисс.
Молли смущенно заморгала.
– Вы должны послать за ним…
– Нет!
– Нет? Вам хочется быть несчастнее всех на свете?
Молли прикусила нижнюю губу.
– Я знаю, мне будет трудно справиться с чувствами, но я справлюсь.
– Нет, мисс, боюсь, вы не сможете. Люди редко когда справляются с сердечной болью.
Молли не отрицала. Что толку отрицать? Это было правдой. Сердце тоскливо болело. Но Шугар неправа. Она справится.
– Малыши будут рады снова увидеть мистера.
– Я не могу послать за ним, Шугар. Не проси меня. Он воспользовался моей слабостью дважды. Я поступила так глупо, позволив ему обмануть себя и во второй раз… Посмотри, какой след он оставил в жизни малышей! У него каменное сердце. Мальчики так из-за него переживают. Я боюсь снова причинить им боль.
– Ах, милая, боль – часть жизни, и не следует ограждать малышей от боли. Как иначе они смогут вырасти сильными?
Молли улыбнулась:
– Если ты права, то мы все в Блек-Хауз будем самыми сильными людьми в городе.
Шугар нахмурилась:
– Не жалейте себя, мисс Молли! Я не хочу и говорить об этом, но вы не знаете, как трудно живется другим людям, и напрасно думаете, что жизнь обходится с вами суровей, чем с другими.