– Покинуть меня?
– После того, как ты узнала правду, тебе было нужно время все обдумать, прежде чем я вернусь.
– Но я думала… – ее голос прервался, и она почувствовала, как слезы набегают ей на глаза. – Прогоняя, я думала… что, если ты любишь меня, ты останешься.
– Черт побери, Молли, я так плохо обращался с тобой, что проведу всю оставшуюся жизнь, искупая вину, клянусь!
Коснувшись пальцами затылка Рубела, она настойчиво склонила его голову к себе, нежно встретив губы любимого.
– Тебе нечего искупать. Сегодня мы начинаем все заново. А прошлому мы должны быть благодарны, Рубел, оно свело нас.
Он с восхищением посмотрел ей в глаза.
– Ты не знаешь, как приятно слышать из твоих уст мое – мое! – имя.
Она улыбнулась, счастливо, очень счастливо. Он поцеловал ее.
– Я рада, что ты Рубел Джаррет.
– Я тоже, миссис Молли Джаррет.
Он опустил ее на пол, наблюдая, как она скрывается за ширмой, чтобы переодеться в тонкую белую ночную сорочку. Всего одна лампа горела в дальнем углу возле кровати, освещая комнату тусклым светом, не разгонявшим полумрака. Вместо обычного веселого, пестрого лоскутного одеяла кровать была застелена кружевным покрывалом, поблекший цвет которого выдавал его принадлежность к семейным реликвиям.
Рубел развязал галстук, расстегнул воротник и бросил свой жакет на обитый зеленым полотном стул. Он чувствовал, как прыгает его пульс. Он слышал мягкие звуки шуршащей за ширмой одежды. Он снова посмотрел на постель и подумал, что Линди, наверное, сейчас тоже переодевается для своей первой брачной ночи.
Рубел вспомнил ту ночь, когда он выбросил Джефа из дома. В ту ночь он сделал Молли предложение.
Каким дураком он был: вторгался, обвинял и никогда серьезно не думал о последствиях!
Неожиданно Молли появилась из-за ширмы, и от взгляда на нее у Рубела перехватило дыхание. Она засмеялась, заметив это, и протянула к нему руки.
– Кто купил это?
– Я сам, – он похлопал себя по щекам, сообщив: – У меня, вероятно, еще до сих пор красное лицо.
Ночная сорочка ничего не скрывает, заметил он с беспокойством. Эта вещь имеет так много дыр, что малыши смогли бы, пожалуй, использовать ее вместо сети для рыбешек. Ее грудь подымалась от учащенного дыхания, розово-кирпичные соски просвечивали сквозь прозрачную ткань.
Неожиданно Рубел почувствовал себя полнейшим идиотом: что взбрело ему в голову купить такую сорочку… своей жене?
– Черт побери, Молли, прости, я не подумал… у меня же не было прежде жены… я не думал, что когда- либо такая вещь будет… на моей жене.
Молли испуганно посмотрела вниз на просвечивающийся подол. Ткань мягкая, шелковистая, тонкая – паутина! – чувственно струилась вдоль ее ног.
– Тебе не нравится, как она смотрится на мне?
Его пульс участился.
– Нет, я не это имел в виду. Просто она не подходит… жене! Ты моя жена, а не какая-то шлюха, танцующая в кабаках!
Молли дотронулась до мягкого кружева.
– Ты дарил такие вещи шлюхам?
– Нет, – ответил он быстро, – я никогда не дарил никому что-либо подобное.
– Я рада, Рубел, – она протянула руку.
Он дотронулся до ее руки, как робкий ребенок. Его щеки покрылись красными пятнами, глаза бесцельно блуждали, отказываясь открыто встретиться с ее глазами.
Вдруг Молли поняла, почему! Или ей показалось, что поняла? Кровать! Единственный раз он сидел на ней, когда она прогнала его.
Молли потянула Рубела к постели. Когда они остановились возле, она отпустила его руки и взобралась на середину большой кровати из орехового дерева, утопая в пуховом матраце.
– Рубел, я счастлива, что мы никогда не занимались любовью на этой пуховой постели… до дня нашей свадьбы.
Он глубоко вздохнул. Рубел посмотрел ей в глаза и выдержал ее взгляд, полный страсти и смущения.
– Иди, – позвала она, – иди ко мне. С сегодняшнего дня это наша кровать.
Он сглотнул слюну. Не отрывая от нее глаз, он придвинулся к кровати, присев на край, будто сидел у постели больного человека. Молли потянулась и погладила его щеку.
– Я родилась в этой кровати, – она рассмеялась. – Мои родители, возможно, зачали меня в ней.
Его глаза широко раскрылись. Молли дотронулась мягкими пальцами до его губ, позволив ему захватить
