оставишь),не выхватишь, – не станешь! – не простишь...Но – мне! – не нравится
так поступать с тобой:
о, как ужасна жизнь мужского пола –
ты все еще, – а я уже живой,
ты все как девочка, – а я уже тяжелый
(неповторимый, ласковый, тупой,
бессмысленный, ореховый, сосновый),
самоуверенный, как завуч средней школы, –
нет, выпускник – лесной воскресной – школы,
ее закончивший – с медалью золотой.
Любая женщина – как свежая могила:из снов, из родственников,сладкого, детей...Прости ее. Она тебя любила.А ты кормил – здоровых лебедей.Но детским призракам (я это точно знаю) —не достучаться им —до умного – меня...А ты – их слышишь – теплая, тупая,непоправимая – как клумба, полынья.Стихотворение – простое, как объятье —гогочет, но не может говорить.Но у мужчин – зато —есть вечное занятье:жен, как детей, – из мрака – выводить.И каждый год – крикливым, птичьим торгомя занимаюсь в их – живой – груди:ту женщину,наевшуюся тортом,от мук, пожалуйста, – избавь и огради!Все стихтворения —как руки, как объятья.(...от пуха, перьев их – прикрой меня – двумя!)Да, у мужчин – другие есть занятья,но нет других – стихотворений – у меня....Ты мне протягиваешь – руку наудачу,а я тебе – дырявых лебедей.Прости меня.Я не пишу, я плачу —над бедной-бедной – девочкой – моей......а теперь – все, что хочешь,
но только не эти «Итоги»,
и не этот политик – с растрепанными глазами,
и уж точно не эти солдаты,
солдаты – в кровавой пыли, –
но их,
кто простит – их –
за их некрасивые ноги
(и что я все время суюсь – со своими ногами?),
за их – некрасивые ноги,
за красивые их – сапоги.
Ты – тот, который ходит враскоряк,потом потеет – в нас,потом – лежит, как студень.Я понял, что ты хочешь – только так.Но так – не будет.Нас не для этого – просили не орать,кормили сахаром, а накормили – солью:ни унижать людей,ни бить, ни убивать —я не позволю.О, этот алый, грубый, свежий сок, —он так летит, как яблоня в апреле!(...а нам покажется: еще один хлопок...)– Что, на подошвах, дядя?– Грязь, с-сынок. —Да неужели...Ну, – встаньте же, – Архаров, Барсуков,Воденников, Ершова,Садретдинов,Хохлова, Холомейцер, Хохляков,Хмелева, Яцуки... – НЕВЫНОСИМО! Ты – вот где – мне,а я – в твоих руках,ты – как желе (сидеть!..),а я – как батарея,ты – в замечательных – сегодня сапогах(все – в замечательных сегодня сапогах!) —а я без них,и я – тебя – сильнее.Он делал все – с таким видом,
будто хотел сказать:
«...вот как щас подойду,
и как дам по башке этим микрофоном, –
будет тебе и ка€тарсис и ката€рсис
и все, что захочешь...»
Однако на самом деле – хотел он сказать совсем про другое.
«Место поэта, – хотел он сказать, – в рабочем строю,
место поэта – в рабочем столе,
место поэта – во мне и в тебе
ЖИЗНЬ ЗАЩИЩАЕТ – твою и мою».
...И в этом смысле – я с ним – абсолютно согласен.
...а кто-то ведь пытался жить —в моих стихах, в моих осинах.А я все спал – в руках твоих —невыносимых.Но надоело мне – как раненая птица,спасать птенцов, камлать – как на войне —ведь я хочу еще —тебе, тебе! – присниться:в очках и без очков – в предельной наготе.Ведь я и сам еще – хочу себя увидетьбез книг и без стихов (в них – невозможно – жить!). —Я это говорюне чтобы их – обидеть,а чтобы – оскорбить.Чтоб их – ликующая, смешанная – стаяобрушилась, упала (гогоча),мне прям на голову —так – чтоб меня не стало,точней: не стало – прежнего – меня....Я это говорю, как водится,раздельно,понятно, образно, на русском языке.Я это говорюне для кого – отдельно,а всем – конкретно, каждому, тебе!Да, я хочу кому-нибудь присниться — в очках и без очков, без челки, в пиджаке, —как белый лист,как чистая страница,как первый снег – в предельной простоте.Вот будет номер! – если (будто в детстве)с открытым лбомя вдруг пойму тогда,что – и одетому – мне никуда не детьсяот проступающего, как пятно, – стыда....Но тут же! —негодующая стаямоих стихов,простившая меня, – ты! – защитишь меня,со всех сторон – сжимая,вытягивая шеи,выгибая —галдя, топча, калеча, гогоча...А снег летел – до покрасненья
костяшек, пальцев, крыльев носа, глаз.
ЕЩЕ ВСЕГО ОДНО ПРИКОСНОВЕНЬЕ.
В ПОСЛЕДНИЙ – РАЗ.
Как куст – в луче прожектора, осенний,
я чувствую разлуку – впереди.
