Я часто живу в ощущении какого-то скорого конца. Не в смысле меня или чего-то, а как физического понимания границы, за которым начинается нечто совершенно иное и куда, если честно, мне не так уж и хочется идти (а что делать).
Вот и сегодня я проснулся утром с четким убеждением, что что-то кончилось.
Осталось только это «что-то» найти и определить.
АНСУЗ (ЗНАКИ, РУНА ПОСЛАННИКА)
Больше всего мне нравится читать тексты, по прочтении которых тебе кажется, что тебя поймали на чем-то, переплюнули, уличили. Обычно – поймали на том, что ты вот сейчас сидишь и читаешь, а там изменилась жизнь. Как правило, это бывает в прощальных вещах (когда человек решил круто изменить свою жизнь, уйти, или она сама изменилась).
Еще в самом начале, когда я только начал вести первый публичный блог, я прочел по ссылке письмо девушки, которая уходила на войну. То ли она была наемницей, то ли еще кем-то, не помню. Зато помню – моментальное ощущение стыда, за все: за всю шелуху, мусор и лепет, которую ты обычно городишь, когда твердо сидишь в собственной жизни по самое горло. Причем – сидишь на стуле. Причем – перед монитором.
Комичность (убожество) твоей ситуации, твоей фигуры (а ты в этот момент пронзительно видишь себя именно со стороны) высвечивается как раз этим чужим жестом свободы.
Это похоже на стихи.
На настоящие стихи.
Когда ты читаешь такие чужие стихи – тебе становится стыдно, что ты
Надеюсь, что я тоже многим доставил такие же неприятные (в альпийском смысле) минуты.
ЙЕРА
ОТАЛ (РУНА НАСЛЕДСТВА И РАЗДЕЛЕНИЯ)
...В какой-то момент понимаешь, что все родственное, семейное тянет тебя в землю. Как будто родственники, спящие в соседней (или в одной с тобой) комнате, во сне – сами того не осознавая – тянут из тебя силы. Корнями. Забирают с собою в почву.
Делают заранее смертным.
Им
Самое душное воспоминание – в этом смысле – это приход в детстве к прабабке какой-то ее племянницы Риммы Федоровны. Римма Федоровна приносила жирный советский торт (самый дешевый), с маслянистыми розочками и медузным желе на бисквите. Бисквит был мокрый, а она ела с аппетитом и говорила: «Сочно!»
Римма Федоровна была хорошая тетка, и торт тут совсем ни при чем, но, хотя «сочно» вошло в нашу младшую эдду, в наш подростковый семейный фольклор, было в этой сцене что-то неправильное.
НАУТИЗ (НУЖДА, ПРИНУЖДЕНИЕ, ЧЕРНАЯ СТАРУХА)
Года четыре назад (а все это длилось где-то в течение полугода) в районе появилась какая-то странная старуха. С сумкой на тележке. Я не знаю, что там у нее было в ее сумке на колесиках (ну, такие – с которыми часто старики ездят на дачу, чтоб не поднимать тяжести), но она – и это было самое странное – все время мне попадалась на глаза. Как будто специально.
Я выходил из дому – на углу я видел ее.
Возвращался другим путем домой – опять ее видел.
Это было почему-то неприятно, но повторялось как дурной сон: я, выходя из дома, даже говорил Е.С.: «Смотри, сейчас я опять ее увижу». Так и случалось.
Скорей всего, она просто кружила по району. В каком-то старческом злобном безумии (я говорю «злобном», потому что есть такие старики, как ведьмы. И она явно была из их числа. Она была сухонькая, с резким лицом, крючкообразным носом – и что-то было в ней ненавидящее... Не знаю).
Однажды я встретил ее прямо в угловом магазине. Она покупала соль.
Пачка упала, и я – по привычке помогать женщинам – нагнулся, поднял пакет и положил на прилавок.
Она отреагировала – совершенно неожиданно.
Уже, видимо, давно потеряв привычку говорить высокомерные женские вещи, она тем не менее, путаясь и неправильно сопрягая глаголы и соотнося слова, сказала, вздернув голову, что-то похожее на: «Я не соблаговоляла... вам... разрешения, сударь, поднимать мою соль».
Продавщица оторопела, а у меня возникло сильное желание взять этот пакет и так же аккуратно (подчеркнуто вежливо) положить его снова на пол. Вернуть обратно. Отмотать время. Упразднить жест.
Однако я этого не сделал.
...После этого все стало только хуже. Теперь – старуха с тележкой (с капустой или отрубленной головой для Маленького Мука) попадалась мне каждый раз на разном углу с еще большей раздражающей периодичностью. Но – кроме этого – она еще останавливалась и смотрела мне вслед. Ну метров 100 – 150, пока я не скрывался из виду. То есть – в прямом смысле – буравила мне спину. Ощущение было отвратительное.
Я, разумеется, бесился ужасно.
– Чего ты бесишься, – говорила мне, смеясь, Е.С., – скорей всего, она просто влюбилась в тебя. Такое бывает. Когда старые женщины влюбляются в молодых мужчин. Может, она думает, что ты сказочный принц. Который ее расколдует. И она снова станет – прекрасной и молодой. Как раньше.
...Все это, наверное, было бы очень мило, но у меня была менее романтическая версия. Не-женская.
Я думал, что старуха просто хочет меня сглазить. Или совсем чокнулась. (К тому же в это время стали случаться какие-то странные, малоприятные вещи в моей жизни. Я не вел подсчет, как это было связано с нашими уличными встречами, но в виду это имел...)
Поэтому однажды я не выдержал и, когда был один, повернулся и сказал что-то резкое.
Даже не резкое, а грубое. Сказал на «ты». По всем законам народной сказки. Как говорят некуртуазные иванушки, когда говорят с ведьмой.
Типа: – Что ты на меня уставилась, старая дура?
Старуха ничего не ответила. А просто – отвернулась и пошла.
Тележка гремела за ней.
Больше я ее не видел.
Из нашего района она пропала.
Меня до сих пор иногда мучает вопрос, почему я ее больше не вижу. Вообще. Никогда. В
Может, она действительно думала, что я расколдую ее. Как доморощенный принц.
А я ее убил. Ненароком.
