попробовал растереть его снегом. Это не помогало: палец потерял чувствительность. Стиснув зубы, Бесфамильный продолжал работать. Он заметил, что его товарищи теряют силы…
Вечером профессор еле-еле стянул с головы шапку – запёкшаяся кровь покрывала всю лысину. После перевязки он, отказавшись от ужина, улёгся спать. Отмороженный палец причинял Бесфамильному также немало страданий, но он превозмогал их, стараясь быть весёлым и бодрым.
Все находились в тревожном состоянии, всех беспокоила одна мысль: 'Работа подходит к концу, но удастся ли взлететь? Уж очень узенькую площадку отметили эти прорабы'. Но никто не выразил своих тревог.
Постепенно площадка выравнивалась. В центре её оставался лишь указанный Шевченко высокий айсберг. Принялись подрубать его кирками. В ночь на 22 мая айсберг рухнул и рассыпался на мелкие куски.
Работая из последних сил, принялись за переброску осколков айсберга за границы площадки.
Студёный ветер крепчал, пронизывая до костей. Мороз обжигал лёгкие. Уставшим людям уже не удавалось согреться работой, но они упорно трудились, не сдавая темпов, взятых в первый аврал. К беспокойству за своё положение теперь прибавилось беспокойство за судьбу товарищей. У них всё-таки есть самолёты и почти готовая площадка, 'блиновцы' же совсем беспомощны перед злобными силами Арктики…
Все работали молча. Шесть часов высокого напряжения – и остатки громадного айсберга покоятся за чертой. Площадка очищена.
План выполнен раньше срока.
Разве придумаешь награду больше и радостней?
В двенадцать часов ночи 22 мая Бесфамильный доложил начальнику экспедиции:
– Аэродром готов!
– Как погода?
– Ветер крепчает, но Байер уверен в том, что это ничем не грозит.
– Мои наблюдения сходятся с вашими. Даю двенадцать часов на отдых. Вы должны без всяких приключений долететь до Тихой, поэтому категорически приказываю вам лично, лётчику Шевченко и всему экипажу эти двенадцать часов только отдыхать. Прекратите всякие работы. Вылет назначаю двадцать третьего мая в четырнадцать часов.
– Есть…
Узкий прямоугольник ровной площадки вытянулся по направлению господствующих ветров. Ограниченный справа и слева зубчатой грядой побеждённых ледяных барьеров, он был похож на ровный коридор. Экономя силы людей и надеясь на своё высокое лётное искусство, Бесфамильный решил взлететь, не расширяя площадки. Расчёт строился на возможно коротком пробеге. Этому должен был помочь ни на минуту не прекращающийся ровный свежий ветер.
'Г-2' с трудом вырулил на взлётную полосу. Его широкие крылья то и дело натыкались на высокие глыбы льда, щедро разбросанные штормом по случайной стоянке. Несмотря на осторожность, с которой была проделана эта операция, концы крыльев гигантского самолёта всё же обезобразились массой царапин и небольших вмятин.
Шевченко прилетел на полюс с комфортом – на широкой спине 'Г-2'. Возвращаться же ему приходилось самостоятельно. Готовясь к полёту, он заправил свой 'ястребок' горючим из вместительных баков большого самолёта, сразу облегчив его килограммов на двести.
Ещё раз осмотрев и без того до последнего сантиметра знакомую площадку, командир звена в последний раз перед отлётом лично проверил все помещения своего самолёта, стараясь максимально облегчить его.
– Это что? – спрашивал он, указывая на несколько поставленных друг на друга аккуратных ящиков.
– Запасные аккумуляторы.
– Установите их как дополнительное питание к автоматическим приборам Бахметьева, которые мы оставляем здесь.
– Есть.
– А за каким чортом вам понадобилось это железо? – спрашивал он, указывая на груду кирок, лопат и прочего инструмента. – Выбросить!
– Есть.
– Что это за чехлы?
– Комплекты металлических штанг для палаток.
– Оставить. Сегодня мы будем ночевать в домах…
В общем, задача – максимально облегчить самолёты – была выполнена. Даже Бахметьев и Байер взяли с собою только самые ценные приборы, показания которых можно расшифровать лишь в научном бюро Беляйкина. Остальные приборы они установили на льду полюса. Смонтированные с автоматической рацией, также оставляемой на полюсе, они могли регулярно давать в эфир свои показания в течение года. Конечно если штормы раньше не превратят их в груду обломков…
Взлёт был самым поразительным зрелищем, которое когда-либо приходилось видеть единственному зрителю этого 'цирка' – Шевченко. И видавший виды лётчик был потрясён искусством и храбростью Бесфамильного, ухитрившегося провести взлёт почти по геометрической прямой.
Гигантская птица мчалась по узкой площадке, ограниченной высокими льдинами.
'Незначительная ошибка и – гроб!..' пронеслось в мозгу Шевченко.
Но нет! Этого не может быть. Бесфамильный так же точен в своей работе, как точны его расчёты. Секунда, две – и Шевченко видит, как максимально облегчённую машину принял в свои объятия встречный ветер. После рекордно короткого разбега 'Г-2' взмыл ввысь…
Быстро набирая высоту, Бесфамильный пошёл на круг. Прощальный круг над полюсом, где проведено тридцать дней – месяц напряжённой работы и ежеминутной угрозы неожиданных опасностей!
Сделав круг, 'Г-2' взял направление на юг, неуклюже переваливаясь с крыла на крыло. Это был знак: 'У меня всё в порядке, поднимайся'.
– Пора, – сказал сам себе Шевченко, закрывая верхнюю крышку своего лимузина. Для его крохотной по сравнению с 'Г-2' машины взлёт был менее сложным, но человеку непосвящённому он показался бы верхом лётного искусства.
Обладавший значительно большей скоростью 'ястребок' быстро догнал тяжёлую машину. Заработала рация.
– Замечательный взлёт! – не утерпел Шевченко.
– Вырвались из плена, – буркнул в ответ тот и сейчас же прибавил тоном приказа: – Далеко не уходи. Держись всё время так, чтобы я тебя видел.
Через несколько минут на Земле Франца-Иосифа стало известно об этом событии. Уткин по 'своей' рации немедленно передал восторженную телеграмму на Большую землю.
В это время самолёты звена Бесфамильного, следуя по 15-му меридиану восточной долготы, пересекали 89-й градус северной широты. Первая сотня километров осталась позади. Моторы, как всегда, работали прекрасно. Погода не оставляла желать ничего лучшего. Сводки сулили радужные надежды. Словом, сегодня, 23 мая, Арктика была на редкость гостеприимной.
Привыкший к постоянной тревоге Бесфамильный поражался этому внезапно наступившему спокойствию. Управление самолётом почти не отнимало времени, и у командира была только одна забота: как-то удастся снабдить бензином Шевченко?
Самолёты обладали различными скоростями. Шевченко постоянно приходилось возвращаться или кружить на месте, чтобы не упускать из виду большую машину. Ещё на полюсе он рассчитал, что своих
