случилось ли что-нибудь? Улыбающийся Сима Иванов указывал вниз. Там огромный белый медведь, задрав голову, следил за самолетом…
Что же происходило в это время на зимовке?
Тридцатое апреля. Ветер так кружит снежные вихри, что трудно понять, откуда он дует.
Весь белый входит в комнату Молоков.
– Где щетка?
Вместо щетки он берет веник и идет отряхиваться в сени.
– Завтра Первое мая. Неужели пурга не уляжется? – говорит Бабушкин, отрываясь от книги. Он встает с постели и подходит к окну.
Метет… В такую погоду Сторожко и Латыгин легко могли пройти мимо самолета, не заметив его.
Тяжело переживали мы неизвестность. Особенно горевал Папанин:
– Зачем пустили? Что, если они потерпели аварию, разбились? Экспедиция сорвется, но это ли главное? Ведь они люди, да еще какие замечательные люди!
Как умел, я старался подбодрить товарищей, уверить их в том, что все кончится хорошо. Но сердце сжималось от глухой тревоги: улетели на три часа, а нет их вот уже трое суток.
Часто вспоминался последний разговор со Спириным. Перед стартом ему советовали взять продовольствие. А он засмеялся и, махнув рукой, ответил: «Зачем? Ведь мы вернемся к обеду»…
Неожиданно до нашего слуха донесся какой-то звук.
– Тише!-остановил нас Бабушкин.
Мы прислушались.
– Мне показалось, что гудит мотор, - взволнованно шепнул Михаил Сергеевич.
– Мотор?-переспросил Молоков.-Нет, это, верно, трактор работает или гудят провода. Может ли машина лететь в такую погоду?
Внезапно за дверью раздались возбужденные голоса:
– Летит! Летит!
Мы срываемся с места.
Далеко в небе, сквозь пелену мокрого снега, просвечивают контуры самолета.
– Летит!
Машина идет на посадку.
– Ура!
Какой чудесный первомайский подарок!
Начались объятия, восторженные приветствия.
Полярники народ закаленный, не сентиментальный, но здесь, вдали от родной Москвы, возникает особенно крепкая и нежная дружба. Чувство непередаваемой тревоги за товарищей, попавших в беду, хорошо знакомо каждому, кто побывал в Арктике.
Нельзя сказать, что у наших путешественников был очень утомленный вид. Напротив, они загорели, выглядели бодрыми. Правда, загар очень скоро смылся, а бодрый вид объяснялся радостью встречи.
– А где же, все-таки, Арктика?-задал кто-то Спирину коварный вопрос.
Тот только рукой махнул.
– Арктика? Теперь-то я знаю, где она!
Ночью погода стала проясняться. Вот бы Первое мая встретить на полюсе! Но Борис Львович разочаровал нас: даже если на Рудольфе и будет ясно, все равно по трассе погода плохая.
Пришлось примириться и отпраздновать Первое мая на Рудольфе.
День выдался прекрасный. Утопая в снегу, мы прошли строем, со знаменами, на старую зимовку. А в Москве-то сейчас тепло, цветы, светлые костюмы!
В десять часов утра открылся митинг. Выступил Отто Юльевич. По команде Спирина дали три залпа в воздух. Наш маленький коллектив вместе со всей страной торжественно запел «Интернационал».
Вернулись мы на зимовку в веселом настроении. Еще вчера мы не находили себе места, ничего не зная о судьбе товарищей. Как хорошо, что сегодня они вместе с нами за праздничным столом!
Иван Тимофеевич, Евгений и Сима успели уже забыть о голодной, холодной жизни на льдине, затерянной в безбрежном океане.
Праздник прошел очень весело. Мы слушали трансляцию из Москвы, Киева и Ленинграда.
Через три дня на самолете «П-5» прилетел Крузе. Он видел Сторожко и Латыгина, посланных на поиски Спирина, и сбросил им вымпел с сообщением, что товарищи благополучно вернулись на остров Рудольфа.
Дни тянулись однообразно и скучно. Ежедневно просматривали мы синоптическую карту. Через Землю Франца-Иосифа проходили циклоны, и казалось, что им не будет конца.
К вечеру четвертого мая начало проясняться. Появились надежды на улучшение погоды. Дзердзеевский предупредил, что завтра, возможно, состоится разведывательный полет, и если Головин сообщит, что погода по маршруту хорошая, мы немедленно вылетим на четырех больших самолетах.
Условились так: первым садится флагман. Если он сядет неудачно и остальные машины не смогут сделать посадку без тщательной подготовки аэродрома, люди спустят на грузовых парашютах продовольствие, вернутся на базу и там будут ждать, пока для них подготовят площадку.
…В эту ночь никто не сомкнул глаз. Снова и снова мы обсуждали план полета и посадки на льдину.
Пятого, как и предсказал Дзердзеевский, погода была ясная – ни одного облачка. Мы буквально рвались в полет. Видя общее возбуждение, Отто Юльевич разрешил высотный полет на «У-2» с тем, чтобы получить вертикальный разрез атмосферы.
Головин начал готовиться к вылету. Одновременно готовили и большие корабли. Механики осматривали моторы, зимовщики помогали счищать снег с крыльев.
Перед полетом подходит ко мне Головин и спрашивает:
– Если я достигну восемьдесят восьмого градуса и выяснится, что у меня хватит горючего до полюса и обратно, что мне тогда делать?
Я немного подумал и сказал:
– Если бензина хватит и начальник экспедиции не вернет тебя, дуй прямо на полюс.
– А если я там сяду?
– Дело твое. Решай сам.
– А как бы ты поступил?-не отставал Головин.
– Откровенно говоря, - ответил я, - если на полюсе хорошие льдины, я бы, не задумываясь, сел.
– И сообщал бы погоду, - добавил он.
– Да, и сообщал бы погоду… Только смотри, я об этом ничего не знаю.
Головин крепко пожал мне руку и весело направился к самолету.
Солнце светило. Головин тщательно проверил груз на своем корабле. Он брал с собой продовольствие на два месяца, оружие, лыжи, спальные мешки, клипербот, две трехместные палатки, легкие нарты, аварийную радиостанцию и на всякий случай несколько бидонов бензина. Таким образом, на его машине оказался запас горючего на тринадцать часов.
Летчик, штурман, два механика и радист заняли свои места. Головин поднял руку – это значит: корабль может стартовать.
Получив разрешение на вылет, летчик дал полный газ. «Н-166» пошел в воздух.
Немедленно после вылета разведчика я отдал распоряжение греть моторы на больших кораблях.
Каждые тридцать минут Головин сообщал о состоянии погоды и свои координаты.
Прямо из-под карандаша радиста мы читали:
«83°. Погода ясная. Видимость хорошая. Иду вперед».
«…Приближаюсь к 84°».
– Товарищ Богданов, - обратился я к радисту, - спроси его, какой там лед, можно ли сесть.
Через несколько минут получили ответ:
«Пересекаю 85°. Погода ясная. Видимость хорошая. Курс держу по солнечному компасу и радиомаяку. Лед торосистый, но для посадки есть хорошие ровные поля. Иду дальше».
Я тут же пошел звонить на аэродром. Механики ответили, что у них все готово, могут хоть сейчас
