— Кто-то оттуда… ну, вы понимаете, то…
— Да?
— Просто держите карабин наготове. Не знаю, что там обитает в этих скалах, но к человеку это не имеет ни малейшего отношения.
На горизонте, словно темные облака, вставали дальние горы. В тростниках кричала какая-то птица.
— Черт, мы ничего не нашли, — сказал Томпсон. — Бултыхались там, в этой проклятой воде, ни входа, ничего. Ты ж говорил, там ступени и какая-то дверь…
— Я видел ее тогда, — бесцветно проговорил юноша, — теперь не вижу.
— Значит, правда, что туда можно пройти только с этой тварью. Она вроде ключа. Ничего не выходит, святой отец. — Он обернулся к отцу Игнасио, на руках, на лице все еще блестели капли воды. — Аттертон ушел со своим дагором, а остальным туда путь закрыт.
— Как вы думаете, — Элейна сжимала и разжимала пальцы, — что с ним?
— Ну, если честно, мэм… Он мог сломать ногу. Упасть. Провалиться в какую-нибудь ловушку. Я слышал всякие рассказы про заброшенные храмы. Там всегда ловушки, разве нет? От грабителей могил и все такое…
— Вчера он тоже ходил туда, — заметил отец Игнасио, — и благополучно вернулся. Причем в полной темноте.
— Он же взял факел? — с надеждой спросила она.
— Нет. Он сказал, там свет. Такой свет, что не нужен никакой иной.
— Что это значит?
— Не знаю.
— Зато он знает! — Мэри вскочила и, подобрав юбки, побежала по песку к Арчи, сидевшему поодаль с опущенной головой. — Почему он молчит? Что там было? — Она глядела на юношу с какой-то странной, требовательной яростью. — Что это было?
— Не важно, — сказал юноша тихо. Сейчас, под беспощадным солнечным светом он выглядел выгоревшим, почти бесцветным. — Ведь я все-таки вернулся.
Он поглядел на Элейну, и отец Игнасио увидел, как под его взглядом она краснеет — краска залила даже виски.
— Это из-за тебя я вернулся, Элейна. Я думал о тебе. Не он.
— Замолчи, — нервно сказала она. — Мы подождем… Мы ведь подождем? — Она с надеждой смотрела на Томпсона, на отца Игнасио.
— Конечно подождем, мэм, — вежливо ответил Томпсон, — сколько сможем.
Молоты грохотали у него в голове, и отец Игнасио поднялся на сухом тростнике, служившем ему ложем. Песчаные блохи лениво разбрелись в разные стороны. Это лихорадка, подумал он, если бы она отпустила… на час… на полчаса… если бы голова стала ясной, я бы сказал им… Убедил бы их уйти — здесь больше нечего ждать, не на что надеяться.
Но женское упорство — вещь почти неодолимая, тем более Мэри неожиданно поддержала Элейну. Он, конечно, вернется, сказала она — будет просто нехорошо взять вот так и уйти, когда, быть может, он взывает о помощи, ранен или просто заблудился во тьме пещер. Но время шло, леди Элейна напрасно сидела на берегу, кусая губы, а он, отец Игнасио, трясся от жары и холода одновременно, и молоты в его голове все грохотали.
В голове? Он неверными шагами направился к костру, где Томпсон деловито паковал заплечный мешок. Он затянул ремни и уставился на священника снизу вверх.
— А, вы тоже их слышите? Похоже на барабаны, — сказал он наконец. — Странно только, они идут вроде как из-под воды.
— Как вы думаете, — отец Игнасио покрутил затекшей шеей, — кто это?
— Ну… кто-то же проложил тропу сюда, верно? О местных племенах ходят дурные слухи. И я бы…
— Да?
— Не думаете же вы, что Аттертон еще жив? Пора кончать этот цирк. Впрочем, если они будут медлить, уйду один. Я отработал свое.
Бу-бум… бу-бум…
Невидимые барабаны во тьме выбивали причудливый ритм, от которого можно сойти с ума…
— Сударыня, — выговорил он, морщась от боли и пытаясь разглядеть лицо Элейны в клочковатой тьме. — Послушайте… эти сокровища, их хватит, чтобы организовать спасательную экспедицию… вернуться сюда с солдатами… Но сейчас надо уходить.
Интересно, земля трясется или это ему только кажется из-за лихорадки?
Эта черная Африка с ее мертвечиной, с ее мерзкими болезнями, с ее уродливыми тварями и злобными духами — эта Африка проклята Господом.
Томпсон шел впереди, насторожив карабин, тогда как остальные, поддерживая друг друга, спешили за ним; сначала по песку и по вывороченным корням прибрежного кустарника, потом — оскальзываясь в подсохшей грязи. Лилии исчезли; болото стянуло бурой коркой, сквозь которую кое-где торчали редкие пучки тростника и осоки. Ярко-синие стрекозы метались над ней, точно стайка обезумевших серафимов. Сухая слизь на тропе блестела, словно спекшееся стекло.
«Бум-м-м», — глухо звучало позади.
По корке подсохшей грязи побежали темные трещины.
Мэри взвизгнула:
— Это там, внизу. Они просыпаются.
— Кто?
— Они. Те, кто спит там… спал… Мы разбудили их.
— Черт! — Томпсон водил стволом карабина из стороны в сторону. — Да оттуда кто-то лезет. Водяной дьявол! Точно! Мы не подарили ему ничего по дороге сюда, вот он и разозлился.
— Это языческая чушь, — прошипел отец Игнасио, едва ворочая пересохшим языком.
— Нет! — настаивал Томпсон. — Говорю вам, я слышал такие истории. Бросьте же ему что-нибудь, пока он не потопил всех нас…
— Нет!
Плоская поверхность начала вспучиваться, в трещины заливалась мутная зеленая вода.
— Отец Игнасио!
Мэри в ужасе вцепилась в него, и он не мог оттолкнуть ее, чтобы защититься крестным знамением.
— Бросьте! — кричал Томпсон. — Мэм, эти ваши цацки! Отдайте ему…
Вода вновь всосалась в болото с чавкающим звуком.
— Нет! — Элейна Аттертон судорожно прижимала к себе сумку. — Не это! Ричард ради них… Нет!
— Хоть что-нибудь!
Что-то пронеслось в воздухе, сверкая, точно золотая муха, и пулей ушло в липкую грязь, прежде чем отец Игнасио успел сказать хотя бы слово. Опять этот чавкающий звук, поверхность болота вздрогнула и застыла. Разлетевшиеся в испуге стрекозы вновь зависли над остриями осоки.
Леди Аттертон обернула к нему бледное лицо.
— Теперь вы проклянете меня, отец Ингасио? — спросила она с нервным смехом.
— Нет, — сказал он угрюмо, — что сделано, то сделано.
— Да, пожалуй. — Она вздохнула. — Помоги мне, Арчи.
Юноша протянул ей руку, помогая перебраться через рытвину… Мэри осторожно, мелкими шагами, тоже двинулась вперед. Томпсон пропустил идущих, все еще настороже, карабин неподвижно лежал в его руках.
— Ну вот, — сказал он отцу Игнасио с короткой усмешкой, — как хорошо все уладилось, верно?
