Ильрика кивнула.
– Тогда вот мой ответ. Оставайся. В этом доме достаточно места. – Горн поспешил сделать жест рукой, требуя, чтобы гостья воздержалась от попытки броситься ему на шею. – Не будем забывать, что мы оба несвободны в своих решениях. Мне приказали жить здесь. Тебе приказали жить рядом со мной. Ты выполняешь приказ, как и я. Глупо думать, что в этом мире что-то зависит от нас самих!
– Даже рабы могут получать удовольствие от того, что делают! – возразила девчонка.
– Тебе по душе распоряжение Вустера служить мне?
– Конечно! – Глаза Ильрики заблестели восторгом. – Мне все равно пришлось бы кому-то служить. А вы самый красивый и сильный!
– Железная логика! – оценил Хонтеан. – И откуда же ты такая мудрая? На «Айсберге» ведь недавно?
– Две недели. Мой дом на Амальгане.
– Планета императора Йогата, – вспомнил Горн. – А сюда как попала?
– По глупости. Отправилась искать приключений. Купила билет на лайнер дальнего следования, а тот оказался не пассажирским. Мне нужно было сразу задуматься, почему просили так мало…
– А куда смотрели родители? – поинтересовался монах.
– Они не знали. Я им не говорила.
– Не ладила с родственниками?
– Да нет же! – Голос Ильрики взлетел на высокую ноту и тут же опять стал тише: – Папа и мама очень хорошие. Они культурные люди. Мама – инженер-кораблестроитель. Папа – историк.
– Но тебе с ними стало скучно? – подсказал Хонтеан.
Ильрика смутилась:
– Зачем вы так? Я и сама жалею…
– Здесь не нравится?
Девушка посмотрела монаху прямо в глаза взглядом взрослого, который найдет ответ на любой вопрос:
– Везде можно жить!
– У тебя, наверное, есть свое мнение? – продолжал любопытствовать Хонтеан. – Что ты думаешь об этом месте?
– А что тут думать?! – Ильрика поддалась на уловку отшельника и поспешила поделиться своими выводами, полагая, что они могут быть и другим весьма интересны: – Допрыгались, вот что!
– Кто допрыгался? – улыбнулся ее возмущению Горн.
– Хамовники!
– Вот те раз… – Хонтеан многозначительно подмигнул Горну.
– Конечно! – загораясь, девчонка звенела в полный голос. – В отличие от большинства, я знаю историю! Хамовники возродили королевскую власть. Придумали Провидение. Выдумали теорию, по которой, чтобы доказать, что он лучше, каждый наследник трона должен убить такого же наследника на дуэли. Вот и натворили бог весь чего! Всем хочется стать Избранными, всем хочется доказать, что они лучше других! Мечи, копья, убийства! Видите, чем все обернулось?!
– То есть ты против королевской власти? – с притворно-серьезным видом кивнул Хонтеан.
Красная от возбуждения, Ильрика уверенно крикнула:
– Конечно же!
– Это так очевидно?
Горн поднял брови, не зная, смеяться ему или рассердиться.
– Ну да! Разве нет? Королей придумали для красоты! Придворные, знать, дворцы, гербы, флаги, традиции, церемонии – это все такое яркое, такое блестящее, такое сказочное! А во что вылилось!
– И во что же? – поинтересовался монах.
– Понятно во что… – девушка наконец выдохлась и сказала спокойнее: – Планетой должны править те, кто умнее, а не те, кто лучше дерется!
– Браво! – Хонтеан посмотрел на Горна. – Великолепная логика, не правда ли?
– Кто умнее, должен прокладывать дорогу! – с серьезным видом возразил Горн. – А кто благороднее – указывать им направление! Настоящий король – человек, которого избрала история. Человек, который чувствует, куда ступить, чтобы сделать мир лучше. Человек, которого ведет Провидение, который принадлежит времени, а не себе. Победив в бою равного, Претендент подтверждает, что он избран судьбой!
– А второй точно такой же равный обязательно должен умереть? – укоризненно покачала головой девушка.
– Это лучше, чем жить с сознанием, что ты недостоин! – от чистого сердца выпалил Горн.
– Но неужели его не жалко? – удивилась Ильрика. – Чем же он хуже? Если все делается для людей и если он такой же Избранный, пусть бы приносил пользу где-нибудь на окраине, в каком-нибудь менее престижном уголке космоса!
– Претенденты знают, на что идут. Они готовы пожертвовать собой ради того, чтобы человечество шагало верной дорогой!
– Верной? Ну как же! Королевства превратились в феодальные замки! Каждое планетарное образование самодостаточно и варится в собственном соусе! Все, что необходимо его населению, производится прямо там. Там сочиняются свои песни, открываются свои звезды, изобретаются свои велосипеды!
– Что же в этом плохого? – удивился Горн. – Королевства очень удалены друг от друга в пространстве. Лучше было бы, если бы в каждом из них не хватало чего-то такого, что есть у соседей? Чтобы везти это потом через всю галактику месяцы или годы?
– А иначе мы деградируем! – заявила Ильрика.
– Так говорил тебе папа? – понял Хонтеан.
– И правильно говорил! – рассердилась девушка. – У нас рушатся культурные связи! Мы теряем друг друга! Нам нет дела, что происходит за пределами нашего носа!
– Это верно…
Последние слова Хонтеан сказал откуда-то издалека. Монах погружался в собственные мысли, разбуженные ораторством гостьи.
– Что-то я разошлась! – увидев, как затуманиваются глаза отшельника, Ильрика вдруг спохватилась и улыбнулась очаровательной виноватой улыбкой. – Что мы все о политике, да обо мне? Вот вы? За что вас назвали Принцем?
Горн пожал плечами:
– За то, что я и есть принц! Мой отец был королем Веридора. Восемь планет под тремя солнцами… Но ты ведь все равно не поверишь?
Ильрика насупилась, пытаясь осознать смысл услышанного.
– Невозможно, – рассудила девушка, заглядывая в глаза юноше, чтобы понять, лжет он или нет. – Как же тогда вы стали рабом?
– Тоже по глупости, – невесело улыбнулся Горн. – Теперь, вот видишь: живу прекрасно, делаю что нравится, хожу где хочу… только дерусь иногда, когда заставляют.
Ильрика вспыхнула:
– Не шутите так! Я слышала, что вы фехтуете лучше всех в городе, а не убили ни одного гладиатора! Вы не должны смеяться!
– Почему же? – Горн искренне удивился. – Судить о самом себе – право каждого!
– То, что для вас шутка, для других – пример и надежда!
– Для кого это «других»?
– Для всех! Неужели вы ничего не видите и не слышите?
Горн невольно почувствовал себя польщенным. Однако сейчас его не хвалили, а обвиняли в несерьезности.
– Да и мне, честно говоря, не до шуток, – признался юноша. – Это я так, чтобы не плакать.
– Плакать?
