В тот же день из Москвы по всем дорогам полетели гонцы. Едва достигали они ближних городов и волостей – оттуда во все стороны, как искры от удара кресала, разлетались новые вестники, вызывая пожар всерусской тревоги.
На допросе у великого князя пленный сотник повторил почти слово в слово, что сказал Тупику. Но держался смиренно – то ли имя Димитрия на него подействовало, то ли неволя уже положила на него свою печать, то ли его, степняка, поразил грозный вид кремля – крупнейшей по тому времени европейской крепости. Московским деревянным теремам по роскоши и блеску было далеко до золоченых ханских дворцов в Сарае, построенных мастерами, согнанными из множества стран, но стены и башни кремля подавляли всякого недруга. Кремль в военное время мог вмещать не только жителей посада, но и все население Московского княжества. Огромное войско Ольгерда, однажды заставшее князя врасплох, увидело перед собой пустую землю и, натолкнувшись на мощную крепость, побежало назад от кремлевских стен, когда из подчиненных Москве земель двинулись собранные полки.
Ни словом не заикнулся теперь Авдул об измене русских князей. Допрос шел в присутствии Бренка, Боброка, Владимира Серпуховского, окольничьего Вельяминова и бояр, сотник опасался, что кто-нибудь из тех, кого он назовет, находится здесь. После нескольких дней неволи Авдулу хотелось жить. Для начала просто выжить. Когда же Тупик напомнил ему слова о существующем якобы заговоре против Москвы, сотник угрюмо ответил:
– Я так в Орде слышал.
– От кого? – спросил Димитрий.
– Многие говорили. Я сам отряжал охрану послов в Литву и Рязань.
– Еще куда были послы?
– О том надо спрашивать Мамая. Я простой сотник.
– Не такой уж ты простой, – усмехнулся Димитрий. – Когда я был в Орде, ты стоял на страже в ханских покоях. Аль забыл?
Авдул съежился. Неужто у Димитрия такая цепкая память?
– Воин сменной гвардии знает больше тысячника, – продолжал князь. – А сотник сменной гвардии знает больше темника.
Молчаливый синеглазый Боброк покачал головой:
– Так вон какого гостя залучил к нам Васька Тупик!
– Положим, все дела Мамаевы тебе неведомы. Но откуда были послы к Мамаю в последние дни, ты знаешь.
– Были от Тохтамыша, Тимура, Ягайлы и Ольга.
– Государь, – князь Владимир блеснул из-под густых бровей стального цвета глазами. – Клевета – дело страшное. Надо предупредить князей, штоб головы не теряли, коли слухи до них какие дойдут. Да повелеть бы нашим людям – пусть слушают, о чем болтают бродяги, кои от Половецкого поля идут. Татары мастера смущать народ.
– Примем меры, – спокойно сказал Бренк.
Авдул спрятал ухмылку: ему показалось – князья не поверили и той малой правде, что была в его словах. Тем хуже для них.
– Придет ли Тохтамыш на помощь Мамаю?
– Того не знаю. Но думаю – не придет. Тохтамыш Чингизовой крови. Он не любит Мамая.
– Что говорят в Орде о силе Тохтамыша?
– Он был слабым ханом, но теперь его поддерживает Тимур.
– Что об этом говорят в Орде?
– Говорят, Тимур опасается Мамая. Разгромив Русь, Мамай станет самым сильным ханом. Даже сильнее Тимура.
Князья и бояре переглянулись.
– Значит, Тохтамыш и Тимур желают Мамаю поражения?
– Чего они желают, им лучше знать. Но я думаю – так. Однако Мамая победить нельзя – Золотая Орда ему предана.
Димитрий посуровел.
– Все ли тумены Мамай смотрел сам?
– При мне он смотрел девять туменов. Войско вассалов смотрят его мурзы.
– Что показал смотр? Так ли сильны тумены Орды, как при Батые?
– Смотр показал: войско готово к большому походу, тумены сильны, как никогда прежде. А при Батые я не служил, – сотник криво ухмыльнулся.
– Долго ли Мамай думает стоять на Дону?
– То ведомо Мамаю.
– Дозволь к нему вопрос, государь? – подал голос Боброк. – Скажи, сотник, много ли воинов готовит Мамай для боя в пешем строю? И что ты слышал о фрягах?
– Среди татар пеших мало – они любят воевать на коне, но в каждом тумене Мамай велит иметь по две тысячи, способные сражаться без лошадей. Есть пешие среди буртасов, ногаев и ясов. Им числа я не знаю. Фряги находятся в пути, число их равно полному ордынскому тумену.
