– Благодарствую, боярин Василий Андреич, да на что же тебе меня искать-то?
– В жены думал взять, коли согласишься, – выпалил Тупик и растерялся от того, как неловко и неуместно прозвучали теперь его слова. Но он был почти уверен, что другого случая сказать их уж не найдется.
Девушка горько улыбнулась:
– Ты шутишь, боярин. У тебя, поди, и невеста есть пригожая да в серебре, а то и в золоте. Неровня я тебе, может, только в холопки гожусь?
– Дарьюшка, – он взял ее безвольную руку. – Не зови меня боярином… Полюбилась ты мне сразу, как увидел, все о тебе думал, – он чувствовал, что напрасно и не к месту говорит теперь свои слова, что уходят они в душу девушки, как в пустыню, которая совсем неведома ему, но не мог остановиться. – Подожди меня из похода, Дарьюшка, я ведь правду сказал… А уж коли не люб, так и скажи.
Она улыбнулась его обиженной настороженности, качнула головой.
– Чего мне таиться – я тебя тоже вспоминала, Василий Андреич, кто ж забывает своих спасителей? Да какая ж с меня боярыня? Подожду, коли хочешь, теперь все ждут. А слово твое возвращаю. В холопки лучше пойду к тебе за спасение, хоть и грозен ты…
Не такого ответа ждал Васька Тупик, но в нем почуял связь между непреклонностью Дарьи и тем, как набросился на мужика, может быть, ее родственника. Выпустил безвольную руку, спросил:
– Те татары – кто они?
– Едут ко князю с важной вестью. Ушли от Мамая насовсем… Третьего дня повстречались мне в поле. Убежала я от тиуна ненавистного, от его насилия, да из огня в полымя… Кабы они крику моего не услыхали да не прискакали вовремя… Ох, долго о том рассказывать, Василий Андреич, да и страшно теперь… – Она вздрогнула плечами, словно на нее подуло холодным ветром. – Не думала прежде, что татары такими бывают. Второй раз от смертыньки страшной избавили, а я как их увидала, вся обмерла. Хорошо, с ними наш один был… И за всю ведь дорогу словечком не обидели, как за дитем малым ухаживали…
– Мы-то их за разведку приняли. Это такой хитрющий народ. Могут добрыми да ласковыми прикинуться…
– Я понимаю твой гнев, Василий Андреич. Дед мой тоже бранил дядьку Фрола – зачем-де про Коломну им сказал! Я же сердцем чую – наши они… Да разве в том лишь дело, боярин Василий Андреич!
– И я тебя понимаю, Дарьюшка, – глухо сказал Тупик. – Скоро ворочусь, только службу исправлю.
Васька оборотился к своим воинам, которые разговаривали с мужиками, не обращая никакого внимания на начальника, резко свистнул, и разведчики, словно только того и ждали – мгновенно оказались в седлах. Васька крикнул:
– Двигайте, мужики, торопитесь, мы скоро будем назад! За мной, сакмагоны!..
Облачко дорожной пыли скрыло витязей, а когда рассеялось, их словно и не бывало. Первым подал голос Сенька Бобырь:
– Ох, и зверюга, видать, этот Дарьин ухажер. Гляди, Таршила, станешь боярским тестем – сожрет. Гордыни в нем на трех князей.
– Не зверь он, – отозвался Таршила. – Парнем его знал, два брата его старшие вместе с Иваном моим на Пьяну были от Димитрия Ивановича посланы и там легли. Вся семья у них славная, воины добрые и товарищи верные. Тебе бы его службу…
Дед покосился на поникшую внучку.
– Война зверит, – вздохнул Фрол. – Да я-то, олух…
– Што ж што война? – буркнул Гридя. – Ить он как те прозвал? «Мразь посошная» – ишь ты! Я б ему за то по роже-т, хучь и блестит пузом. Што ж оне без посошной мрази на татар не пошли?
– Верно, Гридя! – поддержал Юрко. – Мы не скот убойный. Сами, охотниками, идем. Может, раньше его прольем кровь за нашу землю.
– Ну, навряд, – хмыкнул Таршила. – Глядишь, им уж сейчас выпадет с татарами схлестнуться. Этих не проведешь – разведка князя Димитрия.
– Он басурманов порубил и нашу деревню спас, – подала голос Дарья. – И рыжий, который перевязанный, там был.
– Слыхали, мужики, вон как поворачивается Васька Тупик. – Таршила внимательно посмотрел в лицо внучки. Она теперь не отрывала взгляда от дороги.
– Все ж добрые витязи у нашего князя, – вздохнул Сенька. – Был бы конь, как у них, кинул бы вас да увязался за боярином.
– Кобель он цепной, твой боярин, – проворчал кузнец.
– Будет, Гридя, – оборвал Фрол. – Не время считаться.
Колонна тронулась. Таршила, растревоженный разговором с Иваном Копыто, которого хорошо знал, шагал рядом с подводой, поглядывал на Дарью, вздыхал. Еще тревожнее стало ему за свою нечаянно обретенную радость, за родную кровиночку – ясноглазую внучку Дарьюшку. Лучшего жениха, чем Васька Тупик, он не мог бы ей пожелать, но приближалась битва жестокая, а в битвах первыми гибнут самые лучшие, самые честные, самые храбрые воины. Правда, Васька, говорят, удачлив, как всякий решительный и находчивый боец, но зато и отчаян до смерти. Недаром прозвище у него – «Тупик», то есть топор-колун, который раскалывает лесины ударом со всего плеча, не боится зазубрин и в любой момент превращается из топора в молот – хоть кузнечный, хоть боевой. Но колун-то железный, а Васька живой…
Часа через два впереди блеснуло, взвилась пыль, всадники вырвались из-за пригорка, Тупик загородил дорогу колонне, спрыгнул с коня, подошел к Фролу, снял шлем.
– Они правда не враги – в том убедился. Прости, отец. В гневе своем не раскаиваюсь, а за слово нечистое прости.
