и документально было зафиксировано, что она имеет право говорить по телефону не меньше трех часов в сутки и регулярно встречаться с подругами. Или: жених хотел, чтобы будущая супруга подписалась под документом, где обязывалась бы предоставлять мужу сексуальные услуги не реже чем раз в неделю, включая оральный секс.
– А то сейчас она на все согласна, а потом начинается! – говорил жених, неприязненно глядя на невесту. – Знаю эти фокусы, третий раз в петлю лезу!
И это не шутки, шутки бывают и посмешнее.
Так что Кузылев очень хотел бы помочь Павлу Витальевичу – клиент крупный, но ничего не мог сделать. Однако всем видом показывал, что стремится найти какой-то выход.
– Можно составить частное соглашение. Прописать абсолютно все, что пожелаете, скрепить подписями, подлинность которых заверит нотариус, но, увы, юридической силы данный документ иметь не будет. Все зависит, так сказать, от добросовестности сторон, заключивших подобное соглашение. Это как расписка, когда человек берет взаймы. Чистая формальность: если он честный, и так отдаст, а нечестный, и с распиской не отдаст.
– Ну, мне как раз по распискам отдавали, – возразил Павел Витальевич. – И без расписок тоже.
– И даже то, что не были должны, – пошутил Кузылев, но Павел Витальевич его тут же одернул:
– Ты не веселись, юноша, я такого юмора не люблю. Ну что ж, Даша, – обратился он к девушке. – Получается, что тебе придется на слово мне поверить!
– Придется, – усмехнулась девушка.
Кузылев, задетый хамским окриком Костякова, решил ему слегка отомстить. В конце концов, он независимый адвокат, и никто на него орать не смеет.
Обращаясь исключительно к Даше, он сказал голосом благожелательного советчика:
– На самом деле, если говорить о правах, не касающихся имущества, а, к примеру, сроков заключения брака, то их не обязательно оговаривать, поскольку супруга, как и супруг, может подать заявление на расторжение в любой момент. Больше того, брак может вообще быть признан недействительным. В частности, если, например, он был заключен при отсутствии добровольного согласия одного из супругов на его заключение: в результате принуждения, обмана, заблуждения или невозможности в силу своего состояния в момент государственной регистрации заключения брака понимать значение своих действий и руководить ими.
– Смотри, Даша, как он старается, он тебе подсказывает! – засмеялся Павел Витальевич. – Ты понимаешь значение своих действий? Руководишь ими?
Девушка ничего не ответила.
– Короче, – сказал Павел Витальевич, – все ясно. Иди с богом, Кузылев.
Он выдал адвокату приличный гонорар за консультацию, и тот удалился.
Только в машине Кузылев позволил себе подумать о том, зачем эта девушка выходит за этого монстра. Во всех других случаях у него этого вопроса не возникало, Кузылев много уже повидал малолетних хищниц, вампирски впиявившихся в богатых стариков и точно знающих, чего они хотят. Все просто и цинично. И Кузылев тоже стал прост и циничен, составляя для них контракты, которые на самом деле бедняжкам ничего не гарантировали, ибо, во-первых, не факт, что суд в случае чего удовлетворит их требования, а во-вторых, эти самые старики все имели такие челюсти, что и без суда могли перегрызть горло за попытку отжать у себя хоть малую часть имущества. Встречаются, конечно, единичные добряки, но редко.
Однако эта Даша, хоть он совсем ее не знает, кажется, другого сорта девушка и что-то другое ей нужно от Костякова. А может, просто – влюбилась? И такое ведь бывает на свете. Пусть сам Кузылев с подобными случаями не встречался, но слышал, читал, знает – чего только не случается. Иначе жизнь стала бы совсем похабной. Что-то порядочное в ней поддерживают не правила, а исключения, давно понял Кузылев.
Он оглянулся, и удаляющийся дом Костякова показался ему замком, где будет заключена прекрасная царевна.
Да еще шпили эти и башенки по углам…
– А теперь серьезно, Даша, – сказал Павел. – В самом деле, ты понимаешь значение своих действий?
– Да. Многое изменилось. Я не из-за мамы и не из-за денег. Я не жертвую – чтобы ты понял.
– Уже приятно.
– Но это и не по любви.
– Спасибо за честность.
– Я вот занялась делом. И даже уже кое-что зарабатываю. И мне это нравится. Может быть, я хочу стать акулой бизнеса. Хочу стать богатой. А ты мне поможешь. Я сама, но ты поможешь. Я всю жизнь жила в каких-то сортирных условиях и была довольна. То есть не то что довольна, а – выхода не было. Лиля болеет, надо ухаживать, надо работать, без вопросов. Учти, Павел, это что-то вроде эксперимента. Ты меня хочешь получить – любым способом, правильно?
– Кроме изнасилования.
– Уже хорошо. И ты меня получишь. А я посмотрю, как мне все это понравится. Меня это тянет, я туда хочу. Но условие будет все то же: уйду в любой момент. Кстати, детей по твоему желанию рожать тебе не буду. Если вдруг сама захочу, тогда да.
– Мы говорили про два года.
– Да. Но – мало ли. Нет. В любое время.
– Ты считаешь, что выходишь замуж за идиота, у которого уже нет ни ума, ни силы воли?
– Неправда. Получишь свое, и сразу все вернется.
– Ты думаешь?
– Уверена.
– А было такое, что тебе Егор нравился? – вдруг спросил Павел.
– Егор?
– Ну да, мой сын?
– Немножко было. А чего это ты вдруг? Вы с ним об этом говорили?
– Да. Мимоходом.
– И что он сказал?
– Сказал, что ничего особенного не было.
– Это правильный ответ.
– А мама знает, что ты…
– Она примет все, что я сделаю.
– А остальные?
– Володя?
– В том числе.
– Его жалко немного, но он молодой, еще сто раз влюбится. И я, может, еще к нему вернусь.
– Даша, я понимаю, тебе нравится быть откровенной. Но можно об этом не говорить хотя бы?
– Извини. А ты счастлив?
– Да. Очень.
– Тогда ладно. Но венчаться не будем.
– Почему?
– Я некрещеная.
– Окрестим заодно.
– Зачем? И свадьбы тоже не надо бы.
– Я что, ворую? С какой стати тайком? Нет уж, пусть будет все по-человечески. Чтобы никто не думал, что я тебя не женой, а кем-то еще беру.
– Я не потому, что стесняюсь. Просто я свадьбы столько раз снимала, что меня тошнит. Жених и невеста выглядят всегда счастливыми дебилами. Обряд остался, а смысла в нем давно нет. Эта пьянь, крики, горько, сладко, кисло…
– Люди радуются, что такого?
Даша вспомнила, как о свадьбах говорит Володя: «Совместный прием пищи и распитие спиртных напитков по поводу начала совместной жизни двух людей. А похороны – совместный прием пищи и распитие
