было бы даже приятно узнать, что девушка испугалась слишком большой к нему любви. Или страсти. Или влечения. Нет, она скажет об этом потом, а пока не хочет играть в поддавки.
Павел после этих ее слов очень долго молчал.
Потом сказал:
– Вот что. Пока я чего-то не наговорил или не сделал, иди-ка ты… Езжай-ка ты домой. А я хочу подумать и понять, такой ли я конченый идиот, каким сам себе сейчас кажусь. О результатах сообщу. Не беспокойся, деньги на лечение твоей мамы я выделяю и буду выделять. Это независимо. Для тебя же это важно. Может, вообще все выдумки, ты все накрутила и навертела для того, чтобы я проплатил ее лечение? Ради мамы на что не пойдешь.
– Нелогично, – возразила Даша. – Я бы тогда паинькой себя вела.
– Ты умная, ты меня раскусила, ты знаешь, что меня можно взять на откровенность. Только не на такую. Я, в смысле, о твоем пацане. Это мне надо обдумать. Так что уходи, пожалуйста.
– Извини, если расстроила.
Это были лишние слова, и Даша знала, что лишние – и, может, именно поэтому их произнесла.
– Расстроила! – закричал Павел. – Хорошее слово нашла! Собирается замуж, сама идет к своему ё…рю, трахается с ним почем попало, а потом на голубом глазу об этом рассказывает! Ты что думаешь, я железный, что ли? Уходи, я сказал!
На этот раз Даша промолчала.
Павел, оставшись один, пошел в оранжерею – успокоиться.
Вошел и тут же услышал испуганный шорох, который моментально затих.
– Кто тут? – спросил Павел.
Молчание, тишина.
– Да ладно, никого не трону, никому ничего не скажу!
Почему Павел догадался сказать о соблюдении тайны, он и сам не знал, но не ошибся. В углу, где росли деревца гинкго билоба, что-то зашевелилось, и вышли двое – охранник, имени которого Павел не помнил, краснолицый, с седыми, сплошь белыми, волосами, неуклюжий, корявый, лет пятидесяти. А за ним, застегивая халат, глядя в сторону, смущенно выходила тетя Лида.
– Мы тут это… О, господи… – сказала тетя Лида и, закрывая лицо руками, выбежала.
– Почему не у ворот? – спросил Павел охранника – впрочем, не строго.
– Сменился, домой собираюсь… И вот… Задержался… Вы в самом деле, не говорите. Дело такое…
– Я уже обещал. Иди, не бойся.
Охранник ушел.
Вот ведь тоже, подумал Павел. Охранник – коряга корягой, тетя Лида вечно с грязью под ногтями, ни кожи, ни рожи, прости господи, одни морщины, а – понежничать захотелось, помиловаться. Может, у них даже и любовь?
Охраннику, между прочим, лет на пятнадцать меньше, чем тебе, просто старо выглядит. Да и тетя Лида, которую ты почему-то сразу начал звать именно так (и она не поправляет), намного ли старше тебя? Может, даже и ровесница, а не исключено, что и младше.
Одно из двух: либо ты хорошо сохранился, либо неадекватно себя воспринимаешь.
Второе вероятнее.
Ну и пусть.
54. ГУЙ МЭЙ. Невеста (продолжение)
Даша отрабатывала свадебные заказы, которые набрала на месяц вперед, хотя другие, более важные и серьезные дела, требовали ее участия. Надо будет кого-то еще нанять специально для свадеб, думала она.
Сегодня самая тупая и черновая работа, книга «лав-стори», где можно было пофантазировать, уже сделана, теперь снимается непосредственно процесс: подъезд кортежа, шествие по лестнице к дверям, регистрация, торжественный выход, невесту осыпают цветами, а потом наиболее тяжелое: массовый жор, пой и ор, то есть свадебное застолье.
Подъехал белый лимузин, вышли жених с невестой. Жених был пузат, толстощек, лет за сорок. Невесте, наверное, восемнадцать, но умелые сарынские визажисты состарили ее, как могли (не нарочно, а стараясь, чтобы красивше). Подъехали и другие машины, высыпали и засуетились, загомонили родственники и близкие. Жених был на полголовы ниже невесты – возможно, из-за ее каблуков. Да еще высокая прическа с маленькой короной из желтой фольги добавляла роста. Все топтались, переминались, поправляли одежду, ждали, когда позовут. Наконец из дверей вышла служительница в парчовом платье с кистями, кто им только придумывает эти фасоны в стиле портьер позапрошлого века, и махнула рукой. Жених поднатужился, подцепил невесту под спину и под коленки, поднял на руки и гордо оглядывался: взял вес!
– Нельзя! – закричала какая-то пожилая женщина. – Надо на руках выносить, а не вносить!
Жених на секунду замешкался, но представил, наверное, что опускать груз не менее тяжело, чем поднимать, ответил:
– А я и так, и так.
Он, пыхтя, стал подниматься по ступеням, Даша бегала вокруг, снимала десятки дублей, надеясь, что хоть один будет приличным. Невеста вдруг, расчувствовавшись, крепко обняла жениха за шею и поцеловала. Тот пошатнулся, все ахнули.
– Спокойно! – закричала Даша.
И жених словно послушался ее крика, выровнялся и благополучно внес невесту в двери.
Потом – зал регистрации, обмен кольцами, росписи, поздравление тетеньки с лентой через плечо (и тоже в парчовом платье с рюшами), торжественный выход, жених опять берет вес, осторожно сходит по ступенькам, групповые фотографии, цветы, шампанское.
Поездка к ресторану «Мираж». Ресторан считается шикарным и вмещает полторы сотни гостей. Столько примерно и было. Судя по машинам, подъехавшим к ресторану, народ разномастный, и респектабельные люди, и попроще.
Огромный стол буквой «п» гости заняли, разделившись инстинктивно на два клана – свои к своим. А во главе жених с невестой, их друзья и родители. Кланы заметно отличались: с одной стороны моложавые, ухоженные женщины в дорогих нарядах и с настоящими украшениями, мужчины в бутиковых рубашках и если не с «ролексами» на запястьях, то и не с часами «Полет», с другой – женщины с ранними излишками жира, в платьях невообразимых фасонов, с турецким золотишком на пальцах и в ушах, а на мощных шеях бусы с камнями величиной от фасолины до куриного яйца, причем яйца не диетического.
Напившись и наевшись, стали петь под караоке, потом плясать и танцевать.
– Ну, все, что можно, я сняла, – сказала Даша жениху и невесте. – Дальше будет сплошное безобразие, сами понимаете. Нужен последний красивый кадр: вы идете к двери, оглядываетесь. Я снимаю издали. Счастливые молодожены покидают свадьбу, которая им уже порядком надоела.
– Да я бы хоть сейчас, – сказала невеста.
– Ничего, потерпишь, – возразил жених. – А нельзя, когда мы будем в самом деле уходить?
– Все напьются, в кадр попадет много ненужного.
– Рас-суж-да-е-те ра-ци-о-наль-но! – воскликнул жених с хмельной раздельностью слов.
И они пошли с невестой к двери, а Даша снимала их. Но постоянно кто-то лез, мешал, заслонял. Какой- то мужичок-с-ноготок цеплялся к невесте и к жениху, чего-то требовал.
Даша подошла и сказала ему:
– Извините, никто никуда не уходит. Я сниму, и они вернутся.
Мужичок резко повернулся:
– А тебя вообще не спрашивают! – обдал он ее перегаром. – А ты, Евгений, – обратился он опять к жениху, – имей совесть! Завтра ты ее хоть в унитаз смой, а сегодня она мне еще дочь, а я ее отец! И она пока что меня обижать не смеет!
Мужичок вдруг бурно заплакал, но, высморкавшись, пришел в себя.
– Короче, давайте за стол к людям!
– Да не уходим мы никуда, папа! – закричала невеста. – Говорят тебе, снимают нас. Сейчас снимут и вернемся!
– Успеется! – не хотел понимать мужичок. – Пошли, я сказал!
