Гера с трудом уговорил Немчинова успокоиться и побыть «у нас в учреждении», как он выразился, еще некоторое время.
Потом, поколебавшись, позвонил Лаврентьеву.
– Извините, что отвлекаю, Олег Федорович, но, вы знаете, мне кажется, этот Немчинов явно с отклонениями. Я бы хотел назначить психиатрическую экспертизу.
Гера ждал недовольства, разноса: он ведь не выполнил приказа, не отпустил подследственного. Но Лаврентьев неожиданно одобрил:
– А ты соображаешь, Рябцев! Действительно, если он псих, то это всё объясняет. Псих, да еще напился, саблю схватил, в него стреляли, иначе бы он всех в капусту порубил, попали в девушку, роковая случайность. А главное, никто не виноват, разве что Немчинова подержать недельки две в психушке, если он в самом деле псих. Да если и не псих, пусть полежит, никому не помешает.
Одобрение начальства Гере, с одной стороны, понравилось. Но что-то и смущало. Он решил подумать об этом после, а пока вызвал Шору Каримовича Ахатова, непосредственного виновника смерти погибшей.
Тот находился в недоуменном состоянии человека, которого ни за что держат в заключении.
– Шора Каримович, – сказал ему Гера. – Я имею полномочия временно отпустить вас до суда, но сначала побеседуем. Вопрос первый: куда делся пистолет, из которого вы стреляли?
– Он у Павла Витальевича. Меня милиция увезла, а пистолет я ему отдал.
– Почему?
– Как почему? Его же пистолет.
– Минутку. То есть вы носили чужой пистолет?
– Почему чужой? Павла Витальевича.
– Он вам его вручил по каким-то документам?
– Какие документы, если я у него работаю? Просто дал и все.
Гера откинулся на стуле, удивленно глядя на Шуру.
– А разрешение на ношение оружия у вас есть?
– Нет, – безмятежно ответил Шура. – Наверно, у Павла Витальевича есть. А я при нем.
– Минутку. Вы при нем – кто?
– Водитель и охранник.
– Охранник – от какого ЧОПа? У вас есть свидетельство, удостоверение?
– Зачем?
– Затем, что охрана частных лиц разрешается в установленном порядке только работникам частных охранных предприятий. Ну, и милиции, если лицо государственное, но у нас не тот случай. А вы, получается, охраняли его, как бы это сказать, просто так. На основании того, что он ваш работодатель.
– Ну да.
– А зарплату вы получаете?
– Конечно.
– Как кто?
– Как водитель. Через кассу, по ведомости, все честно. И премию Павел Витальевич дает. Надбавку за охрану.
– Через кассу?
– Зачем?
– Шора Каримович, вы, кажется, не совсем понимаете суть проблемы. Налицо незаконное хранение и ношение оружия. Да еще и применение его. То есть вы стреляли как частный человек из чужого пистолета. Стреляли при этом тогда, когда на вас не нападали.
– На Павла Витальевича…
– А при чем тут Павел Витальевич? Он вам с юридической точки зрения – никто. Потому что вы – не охранник.
– Как это не охранник? Охранял всегда.
– На каком основании?
Шура пожал плечами. Он не понимал вопроса. Он не понимал, чего хочет от него следователь.
А Гера пребывал в затруднении: как отпустить Шуру после его чистосердечных (вот уж воистину от чистого сердца!) признаний? То есть отпустить-то формально можно, и не таких отпускали, но чутье подсказывает Гере – Шуре кто-нибудь может объяснить, что пахнет все гораздо хуже, чем он предполагает. Человек испугается и сбежит.
Он решился еще раз позвонить Лаврентьеву, чтобы посоветоваться, хотя его предупреждали, что Олег Федорович терпеть не может, когда кто-то из подчиненных звонит ему больше одного раза в день, это для него – свидетельство неумения работать. И все же позвонил, торопливо рассказал то, что узнал от Шуры. И Лаврентьев опять не рассердился.
– Ну дают! – сказал он весело. – Даже не ожидал от Павла Витальевича, серьезный человек, мог оформить, как полагается. Сунул пистолет – охраняй! А вот будет история, если и у него пистолет незарегистрированный!
– Минутку!
Гера прикрыл трубку и спросил Шуру:
– Пистолет зарегистрированный?
– А я знаю? Подарили. Табличка на рукоятке золотая.
– Дареный! – сообщил Гера Олегу Федоровичу.
– Тогда очень может быть, что незарегистрированный, то есть имеем налицо незаконное приобретение и хранение.
– А подарок приобретением считается?
– Учиться надо было лучше, фактически одно и то же. Купил, подарили, нашел – все едино.
– Да, я вспомнил. Что делать с подследственным?
– Подержи его пока еще немного, а я подумаю, как лучше поступить.
«Как лучше» – не для Шуры, не для следствия, а для Лаврентьева лично. Вопрос действительно непростой.
Дома, за ужином, Гера рассказывал своей маме подробно о своей работе – все-таки первое дело.
– Понимаешь, тут, в сущности, дел можно завести – хоть дюжину. Избиение человека – не шутка, между прочим, так обработали, что он заговаривается. Вообще сплошное сумасшествие. Девушка решила выйти замуж за человека на тридцать пять лет старше себя… Что-то тут не то.
– По нашему времени очень даже то. Чему ты радуешься? Первое дело, первое дело! И на каких сразу слонов нарвался! Нет, как мне не нравилось, что ты в юридический пошел, так и сейчас мне твоя работа не нравится. Стал бы врачом по семейной линии, дело спокойное. То есть тоже тяжелое, но…
– Мадам Рябинская, спокойно! – ответил Гера.
Это «мадам Рябинская» принесла в их дом соседка, парикмахерша Галя. Она за умеренную плату обслуживала весь подъезд – помимо основной работы – и, приходя, говорила:
– Ну что, мадам Рябинская, не пора ли нам пора?
Возможно, она и других так называла, но в маме Геры есть что-то действительно «мадамское»: осанка, манеры и упорное нежелание переходить на современный сленг, будто она дворянка потомственная (на самом деле папа был из колхозников), вечно обрывает Геру, когда он говорит «прикольно», «круто» и т. п.
После ужина Гера залег в своей комнате с ноутбуком.
Он уже рассматривал сайт Даши, ее журнал, но на этот раз все выглядело иначе – будто он теперь лучше знает ее. Хотя и в самом деле лучше.
Красивая девушка.
Очень красивая. Почти ровесница, могли быть знакомы.
И Гера все смотрел и смотрел на ее фотографии, читал ее записи, и ему все больше жаль становилось эту девушку. Интересно, что нет ни одной хмурой фотографии. Даже на серьезных – улыбается. Глазами, краешком губ. И записи веселые, вернее, с иронией, с умной усмешкой. Незаурядная девушка. Как это
