верно ведь. Похоже, ему действительно нравится смотреть на смерть Боязнь, что живодеры его надуют, — это только предлог, оправдывающий куда более темное желание. Люди всегда выдумывают благовидные предлоги для того, чтобы скрыть, чего им хочется на самом деле.
— И вы тоже? — с любопытством спросил Литси.
— А как же! Я говорю, что участвую в скачках ради денег.
— А на самом деле?
— На самом деле я охотно делал бы это и бесплатно. Но, конечно, деньги еще никому не мешали.
Литси кивнул. Он меня сразу понял.
— Ну, так чего же нам ждать от Нантерра? — спросил он.
— Очередной непродуманной атаки. Он слишком порывист, чтобы просчитать все вперед на несколько ходов, но все же может доставить нам немало неприятностей.
— Чудесно! — сказал Литси. — Не ходите в темные переулки на встречи с незнакомыми людьми.
— Ну, этого я никогда не делал!
Я осторожно спросил его, чем он занимается у себя в Париже.
— Боюсь, почти ничем, — сказал он. — Я совладелец картинной галереи. Большую часть своей жизни я провел, созерцая картины. Тот эксперт из Лувра, которого мы с Даниэль ездили слушать, — мой старый знакомый. Я был уверен, что ей понравится... — Он осекся. — Ей в самом деле понравилось, — сказал он, помолчав.
— Да.
Он развернулся на своем сиденье, чтобы лучше меня видеть.
— Там было много народу, — сказал он.
— Мы были не одни.
— Да, я знаю.
Литси не стал развивать эту тему. Вместо этого он неожиданно сообщил:
— Я был женат, но мы разошлись. Официально я все еще женат. Так что если кто-то из нас захочет вступить в новый брак, нам придется сперва развестись. Но у нее есть любовники, и у меня тоже... — Он пожал плечами. Во Франции это обычное дело.
— Спасибо, — сказал я после паузы. Он кивнул, и больше мы об этом не говорили.
— Я хотел бы стать художником, — сказал он через некоторое время.
— Я много лет учился... Я узнаю гениальное произведение, когда вижу его, но сам... Я просто малюю холсты краской, а настоящего дара у меня нет. Друг мой Кит, вам чертовски повезло, что вы можете и умеете делать то, что любите!
Я ничего не сказал — не знал, что сказать. Ездить верхом я умел с рождения — я даже не помню, когда я этому научился, и никогда не задумывался о том, каково мне было бы жить без всего этого. Я внезапно посмотрел на жизнь глазами Литси и понял: мне действительно чертовски повезло, именно поэтому я и счастлив, и мне следует смиренно благодарить провидение за эту милость.
Когда мы приехали на Итон-сквер, я предложил высадить его у подъезда, но Литси сказал, что проводит меня до гаража. Он напомнил мне про темные переулки и про осторожность.
— Ну ладно, — сказал я, а сам подумал, что в половине второго, когда я поеду за Даниэль, мне придется снова идти в тот самый темный переулок, и тогда мне будет угрожать куда большая опасность.
Мы с Литси вошли в дом. Даусон встретил нас в холле и сообщил, что принцесса и Беатрис разошлись по своим комнатам переодеться и отдохнуть.
— А Робби где? — спросил я. Даусон с легким неодобрением сообщил, что Робби слоняется по всему дому и нигде не задерживается дольше, чем на минуту. Я пошел наверх за новым телефоном и увидел, что Робби спускается с верхнего этажа.
— А вы знаете, что там, наверху, есть еще одна кухня? — спросил он.
— Да, я туда заглядывал.
— И еще пара слуховых окон. Я там устроил несколько ловушечек. Так что, если услышите, как наверху стреляют, берите людей и бегите туда.
Я заверил его, что непременно так и сделаю, и повел его вниз, показывать, как работает новый телефон.
Система телефонов в этом доме была простая и в то же время довольно запутанная: всего один номер, на котором висело с десяток аппаратов.
Звонили только три из них: тот, что стоял в гостиной, телефон в кабинете, где днем работала миссис Дженкинс, и телефон в цокольном этаже. Когда телефон звонил, тот, кто находился поблизости от одного из этих трех аппаратов, снимал трубку и, если спрашивали кого-то другого, связывался с нужным человеком по внутреннему переговорнику. Например, именно так Даусон в воскресенье сообщил мне, что меня спрашивает Уайкем. Все это было устроено затем, чтобы на каждый звонок к телефону не подходили человек по шесть одновременно. Из комнат для гостей можно было звонить в город напрямую, так же, как и из апартаментов принцессы и ее мужа. Даусон сказал, что в доме редко бывает так много народу, как теперь, и поэтому телефон занят не так уж часто. Так что обычно система работала гладко.
Я объяснил, как пользоваться новым телефоном. Подключить его было легко: выдернуть из розетки старый и включить новый.
— Если нажать вот эту кнопку, — объяснял я, — ваш разговор будет записан на пленку. А если нажать на эту, вашего собеседника будет слышно на всю комнату.
Я установил это маленькое чудо техники в гостиной.
— Пока мы все здесь, пусть он лучше стоит в гостиной. Днем, если в доме никого не будет, как сегодня, можно переставлять его в кабинет миссис Дженкинс, а ночью, если Даусон не будет возражать, в цокольный этаж. Записывать надо все звонки, даже случайные. Стереть их потом ничего не стоит.
Но записывать надо все, чтобы это вошло в привычку.
Все кивнули.
— Такой неотесанный человек! — заметил Даусон. — Я этого крикуна где угодно узнаю.
— Жалко, что нельзя прослушивать телефон Беатрис и записывать ее разговоры, — сказал Литси, когда Даусон и Робби вышли из комнаты.
— Когда она наверху, как сейчас, мы можем просто снять трубку и слушать.
Мы сняли трубку, но сейчас во всем доме никто не разговаривал. Можно было сидеть и слушать часами, но тогда нам не смогут дозвониться из города.
Литси с сожалением повесил трубку и сказал, что будет проверять каждые несколько минут; но к тому времени, когда Беатрис спустилась вниз к обеду, его бдение никаких результатов не дало.
А я тем временем поговорил с Уайкемом и прослушал записи на своем автоответчике. Ни то, ни другое не заняло много времени. Возможно, кто-нибудь в это время и снимал трубку с других аппаратов, но я никаких щелчков не слышал.
Беатрис спустилась вниз и потребовала свою «Кровавую Мэри». На ней было веселенькое белое платье с подсолнухами. Литси радушно ухаживал за нею, не смущаясь ее открытой неприязнью.
— Я знаю, вы все хотите, чтобы я уехала, — напрямик заявила Беатрис, — но, пока Ролан не подпишет контракт, я останусь здесь!
Принцесса тоже спустилась к обеду, а Ролан остался у себя. Когда мы вернулись в гостиную. Литси ловко рассадил всех так, что я оказался у самого телефона. Сам он спокойно прихлебывал свой кофе и улыбался. Все сидели и ждали.
Когда телефон наконец зазвонил, Беатрис вздрогнула.
Я поднял трубку, включив одновременно запись и динамик, и в комнате раздался голос, говоривший по-французски.
Глава 11
Литси тут же вскочил, подбежал ко мне и сделал знак, чтобы я отдал трубку ему.
— Это не Нантерр! — сказал он.
Литси взял трубку, отключил громкоговоритель и принялся разговаривать по-французски.
— Oui... non... certainement... ce soir... oui... merci...[3]
Он повесил трубку, и телефон почти тут же зазвонил снова. Литси снова поднял трубку, послушал, поморщился, включил запись и громкоговоритель и передал трубку мне.
