— Ну и что же нам делать? — рассмеялся Литси.
Коль был темно-рыжим с белой проточиной на морде и тремя белыми чулками. Как и большая часть лошадей, от которых Уайкем ожидал победы в Челтенхеме, Коль достигнет пика формы не раньше, чем к Национальному охотничьему призу, через две недели. Но к Аскоту он должен был быть более или менее готов: там дистанция менее сложная. На скачках в Челтенхеме он должен был участвовать в Золотом кубке, главной скачке дня. Он не был одним из главных фаворитов, как Котопакси в Большом национальном, но тем не менее у него были реальные шансы на призовое место.
— Постарайтесь сделать все возможное, — как обычно, сказала принцесса, и я, как обычно, обещал, что постараюсь. Дасти подсадил меня в седло, и я направил Коля к старту легким галопом, пытаясь хоть чуть- чуть разогреть его и себя самого. Мрачному жокею и унылой лошади можно вообще не выходить на старт.
К тому времени, как мы стартовали, я успел сказать ему, что впереди у нас серьезная работа и что этим надо гордиться. Эти увещевания опять же предназначались не только Колю, но и мне самому. И к третьему из двадцати двух препятствий мы оба действительно ощутили слабый прилив сил, обещавший вырасти в нечто большее.
Один из главных секретов стипль-чеза состоит в том, чтобы подвести коня к препятствию так, чтобы он мог взять его, не замедляя скорости. Коль был один из тех редких коней, которые сами умеют рассчитывать расстояние, так что жокею остается позаботиться лишь о тактике. Но зато Коль никогда не прибавлял скорость, если его не заставлять. Не было в нем спортивного духа.
Я достаточно часто ездил на нем и нередко выигрывал, так что я знал, что ему нужно, и понимал, что под конец мне придется увлечь его диким порывом, который, быть может, сумеет пробудить его флегматичную душу.
Головой ручаюсь, что с трибун этого заметно не было. Мне казалось, что Коль еле тащится, но на самом деле скакал он довольно резво. Большую часть трехмильной дистанции мы прошли четвертыми или пятыми, а к последнему повороту двое из лидеров устали, и мы оказались третьими.
Впереди было еще три препятствия и еще двести сорок ярдов финишной прямой. Одна из идущих впереди лошадей все еще была полна сил и энергии чтобы выиграть, Колю придется ее обогнать. Жокей другой лошади уже схватился за хлыст — видимо, почувствовал, что лошадь начинает выдыхаться. Я самую малость придержал Коля, чтобы первое из трех препятствий на прямой линии он миновал по-прежнему третьим. Препятствие он взял чисто, следующее тоже, а перед третьим, и последним, мы обошли жокея с хлыстом.
«Слишком свободно», — подумал я. Коль идеально брал препятствия, когда впереди еще оставалось два-три соперника. Однако он взял последнее препятствие мощным прыжком. После этого будет не так уж трудно пробудить в нем волю к победе и убедить его, что вот сейчас — именно сейчас! — самое время...
Коль коснулся ногой земли, и внезапно она подломилась. Он ткнулся мордой в землю. Я отпустил повод на всю длину, откинулся назад и отчаянно стиснул коленями бока лошади, стараясь не упасть. Каким-то чудом его вторая передняя нога твердо встала на землю, и, навалившись всем своим полутонным весом на эту хрупкую опору, Коль поднялся и продолжал скакать.
Я подобрал повод. Мы, конечно, проиграли. Но укротить боевой дух, разбуженный с таким трудом, было не так-то просто. "Скачи, скачи, скотина!
— говорил я ему. — Пора! Давай, борись! Вперед! Покажи мне, покажи им всем, на что ты способен! "
И Коль, словно поняв каждое слово, вытянул шею и понесся вперед в том удивительном финишном рывке, благодаря которому иногда в последнюю секунду одерживаются самые невероятные, невозможные победы.
И на этот раз мы почти выиграли — почти... Коль сумел отыграть потерянные ярды. Я гнал его почти так же, как Каскада, но без той ярости, что тогда. Мы поравнялись с крупом лидера, с седлом, с шеей... Еще бы три скачка! Но мимо уже промелькнул финишный столб.
Принцесса сказала, что спустится туда, где расседлывают лошадей, только в том случае, если мы выиграем, а то из ее ложи очень далеко идти.
А вот Мейнард был уже тут как тут. Когда я соскользнул на землю, он злобно уставился на меня. Глаза его были полны ненависти. Я не мог понять, зачем он явился сюда. Если бы я так кого-то ненавидел, как он меня, я бы, наоборот, постарался как можно реже встречаться с этим человеком. Сам я испытывал к Мейнарду отвращение за то, что он промывал мозги своему родному сыну, пытаясь заставить его убить человека.
Дасти накрыл поводящего боками Коля попоной, подчеркнуто не высказывая своего мнения о результатах скачки, и я пошел взвешиваться. Сегодняшнее уныние никуда не делось и по-прежнему окутывало меня тяжелым облаком.
В следующей скачке я ехал на лошади тренера из Ламборна и финишировал третьим, сильно отстав от лидеров. Я переоделся в уличную одежду с тяжким чувством, что день прошел впустую.
Когда я вышел из весовой, по дороге к ложе принцессы меня окликнули.
Я обернулся и увидел догоняющего меня Бэзила Клатгера.
— Вы по-прежнему разыскиваете Анри Нантерра? — спросил он, поравнявшись со мной.
— Разыскиваю.
Я остановился. Он тоже остановился, но все время переминался с ноги на ногу, точно стоять ему было неловко.
— Роквили сегодня здесь — их лошадь участвовала в первом заезде. И с ними женщина, которая хорошо знает Нантерра. Они говорят, может, вам стоит с ней пообщаться.
— Да, пожалуй. Он взглянул на часы.
— Я обещал сейчас зайти к ним в бар для владельцев и тренеров выпить рюмочку. Идемте вместе.
— Спасибо большое, — сказал я.
Мы пришли в бар, я взял рюмку портвейна и подсел к Роквилям. Меня представили их знакомой — невысокой женщине, типичной француженке, одевающейся под сорванца, хотя в ее возрасте это уже смотрелось несколько неуместно. На мальчишеской рожице появились морщинки, в стриженных ежиком волосах пробивалась седина. На ней были черные сапоги на высоких каблуках и брючный костюм из блестящей черной кожи, с шелковым платком на шее, повязанным на ковбойский манер.
Однако говор у нее был вполне наш, за версту отдающий английским ипподромом. Ее представили мне как Мадлен Дарси, англичанку, жену французского тренера.
— Анри Нантерр? — с отвращением переспросила она. — Знаю я этого ублюдка! Еще бы мне его не знать. Мы тренировали его лошадей, а он вдруг ни с того ни с сего забрал их и отправил к Вийону!
Глава 10
Говорила она со всей откровенностью задетого самолюбия, довольная тем, что ей внимает столь обширная аудитория.
— Он петух, которому непременно надо кукарекать громче всех. Мы его давно знаем, еще с тех пор, когда лошади принадлежали его отцу, Луи. Это был очень приятный человек, настоящий джентльмен.
— Так Анри получил лошадей по наследству? — спросил я.
— Ну да, конечно. Вместе со всем остальным. Луи был придурок: он свято верил, что его сыночек не способен сделать ничего плохого. Идиот!
Этот Анри — жадная скотина, и хам к тому же. Поделом Вийону.
— Жадная скотина? А в чем это проявляется? — спросил я.
Она вскинула свои выщипанные бровки.
— Мы купили годовалую кобылку с хорошей родословной. Рассчитывали выставить ее на скачки от себя, а потом пустить на племя. Анри увидел ее в загоне — он вечно шлялся по конюшням — и сказал, что хочет ее купить. Мы ответили, что лошадь не продается, и тогда он пригрозил, что заберет своих лошадей. У него было восемь лошадей, мы не хотели их терять. Мы были просто вне себя! Он заставил нас продать кобылку по той же цене, за которую мы ее купили... а мы ее держали уже несколько месяцев! А через пару недель он вечером звонит и говорит, что утром прибудет коневозка за его лошадьми. Вот так просто!
— А что стало с кобылкой? — спросил я.
