— Обо мне?
— Ну, допустим.
— А тебя просили? С какой стати вообще? Блин, хамство просто какое-то!
— Это ты кому?
— Тебе, извини! Зачем ты поперся?
— Послушай…
— Она что, жаловалась, что ли? Будто я ее преследую, что ли? Пусть не берет в голову! Я ей просто собирался сказать кое-что, а она боится! На всякий случай могу тебе сказать, кто она такая вообще!
— Мне это не пригодится.
— А зачем тогда пошел к ней?
— Она сама позвала. О тебе поговорить. О ситуации.
— И что обо мне говорила?
— Ты ей очень нравишься. Но не более того.
— А мне ничего и не надо было, между прочим! Она сказать это могла нормально? Мне, а не кому-то там! И вообще, хотя бы поговорить можно было или нет? Пусть скажет все, что обо мне думает, но не кому- то, а мне! Ты ей это можешь передать?
— Что?
— Что я хочу с ней поговорить. Минут пять, не больше, пусть не боится. Она ведь на самом деле мучается, я же знаю, будто я, вроде того, переживаю из-за нее. Вот я и хочу сказать, чтобы не мучилась, я не очень-то переживаю. Но я сам это ей хочу сказать, понимаешь?
— Да.
— Передашь?
— Ладно.
……………………..
(Тут были мои комментарии к этому разговору. Опустим.)
Потом позвонила Нина.
— Анисимов, это ты?
— Я.
— Нет, в газете, на фотографии, это ты?
— Я.
— Как ты с ней познакомился? Как вообще попал в эти круги?
— Попал вот. Ты меня поздравить хочешь?
— А разве есть с чем?
— А разве не с чем?
Потом звонил недоумевающий Костик. Я сказал, что, да, застукали, Ирина Виленская моя любовница. Каюсь.
— Вообще-то для издательства скандал не помешает. Но не знаю, как Щирый посмотрит. Для нашего нового дела — ты понимаешь? — для нашего нового дела нужна как раз тишина. А где ты с ней познакомился?
— Мы вместе в школе учились.
— Ясно… Постой, ты же, вроде, не москвич?
— Ну и что? Она тоже.
— Да? Ясно… Постой, а ей сколько лет?
— Сколько и мне. Просто пластическая операция.
— Да? Ясно…
Ну, и другие звонили.
Сам я купил газеты в метро. Стоял в углу вагона, стиснутый, читал, рассматривал фотографию. Раздраженно скомкал, сунул в сумку.
Напротив стояла женщина, тоже с газетой в руках. Рассеянно глянула на меня. И — в газету. И опять на меня. И вдруг улыбнулась — как знакомому. И я понял, что человек, чье лицо становится известным, тут же делается для всех — а это миллионы! — своим, близким, кем-то вроде соседа или доброго приятеля. Потому что не близкому, не соседу и не приятелю не будешь же вот так улыбаться! Эта мысль меня, грубо говоря, потрясла. А женщина порылась в сумочке, достала ручку и протянула ее вместе с газетой. Я взял газету и расписался под фотографией. Она хотела что-то сказать, но я приложил палец к губам. Она поняла и кивнула, очень довольная. И даже отошла, оттиснулась от меня, чтобы удобней было хранить тайну. Я отвернулся.
В издательстве меня встретили, как именинника.
— Кто бы мог подумать! — воскликнула Гурьева, женщина из бухгалтерии, очень простая на язык.
— Неужели нельзя подумать? — галантно спросил я ее.
Она оценила меня взглядом, словно впервые видела. И сказала с оттенком удивления:
— Можно…
— Спасибо.
А Костик, улыбаясь, спросил:
— Нет, а как это делается вообще?
— Что?
— Ну, такая женщина — и ты!
— Если отбросить социальные и другие причиндалы, она просто женщина, я просто мужчина.
— Это ты прав! — одобрил Костик.
17
Пока я раздумывал, позвонить ли Ирине, она позвонила сама и назначила встречу в «…». Это подвальный клуб-ресторан на Никольской, там большей частью обретается небогатая молодежь интеллектуального пошиба.
Мы конспиративно сели в углу, она, как всегда, была в темных очках, я тоже напялил очки шпионского фасона: «я тебя вижу, ты меня нет»; при покупке они мне понравились возможностью незаметно и безнаказанно наблюдать за людьми.
Я огляделся.
— Тут всегда народ, есть места тише.
— Зато этот народ не смотрит телевизор и не читает желтых газет.
— А Интернет? Мне вот сын сообщил, он там увидел. И просил, кстати…
— Знаю! Просил о встрече. Чтобы сказать мне, что я ему не нужна. Сколько можно?! Ладно, давайте о деле.
Ирина рассказала, что у нее с утра был неприятный разговор с телевизионным начальством. Она ведь в определенным смысле лицо канала. Его репутация. Его респектабельность. Это лицо должно быть безупречным, ибо у канала большие планы, он стремится из дециметрового стать метровым и вещать на всю страну. Дециметровые девочки и мальчики могут в эфире фигурять голыми животами, татуировками, пирсингами, могут хихикать и отпускать уличные словечки; Ирина — категорически не может. Ее имидж оригинален: радость жизни, сексуальность, но при этом деловитость и серьезность.
— Сексуальная деловитость? — уточнил я. — Или деловитая сексуальность?
— Вы хамите или шутить пытаетесь?
— Извините.
Так вот, продолжила Ирина. Здоровый, приличный скандал, сказало ей начальство, никогда не помешает. Ну, то есть, когда, например, все знают, что ведущая собирается замуж. Но что-то разлаживается. Не сошлись характерами. Или милый изменил. Вся страна сочувствует ей. Нажимают на кнопку канала, чтобы увидеть на ее лице следы переживаний. И так далее. Нездоровый скандал тоже
