желание чего-то горячего, хотя он никогда не ел ничего горячего, не пробовал живого мяса или крови. Просто пасть хотела, чтобы внутри ее было горячо.
Обессиленный, он лег, чтобы умереть.
И опять же, не зная своего срока смерти, он не испытывал печали. Пришла пора умереть, что ж…
Холодно было, моросил дождь, он лежал под густым кустом.
Послышались шаги.
Человек.
Смерть смертью, а инстинкт инстинктом, – от человека надо уходить. Он еле поднялся, выполз из под куста – и застыл, не имея сил сделать больше ни шагу, но боясь упасть: природа шепнула ему на ухо, что упавших добивают.
Человек подошел, постоял. Сделался ниже. Глаза. Руки на голове – теплые.
Хорошо от них стало. Волкозаяц тихо заскулил. Человек издавал не угрожающие звуки. Взял его на руки. Волкозаяц закрыл глаза.
А, это смерть пришла, подумал он, чтобы убаюкать меня в последнюю минуту. Спасибо ей. Не знал, что она такая ласковая, а то бы раньше помер.
3
Петр принес волкозайца домой, положил на мешковину в углу, укрыл тряпьем. Дал теплого молока – волкозаяц не стал лакать. Положил кусок мяса – волкозаяц отвернул морду.
Маша, поглядев на пустые старания мужа, потерла на терке морковку. Волкозаяц почавкал немного и закрыл глаза, задремал.
– Травоядный, значит, – сказала Маша.
Она решила, если зверь выживет, полюбить его – потому что детям, когда они у нее появятся, полезно обхождение с животными, – так воспитывается доброта. Правда, ее беспокоило, что вот уже сколько месяцев живет она с Петром, а признаков беременности нет. Она сходила тайком в поликлинику и проверилась, все оказалось в норме. Значит, дело в Петре, но она стеснялась сказать ему об этом. Успеется еще.
Она не знала, что и Петр ходил в поликлинику – и у него тоже все оказалось нормально.
– Почему же тогда? – спросил он.
– Бывает – несовместимость какая-нибудь. Вообще, много разных случаев бывает непонятных науке, – сказала молоденькая врачиха.
– Что ж, у меня со всеми несовместимость? Я не меньше сотни, извините, как бы это сказать…
– Вступали в половую связь, – помогла врачиха.
– Вот именно. И – ни одна.
– Значит, у вас все-таки бесплодие, которое имеющиеся препараты и приборы определить не могут, – сказала врачиха, слегка волнуясь.
– Ты не вздыхай грудью-то, – сказал ей рассерженный Петр. – Не совестно: при хорошем муже на других кидаться?
– Откуда вы взяли? – запунцовела врачиха. – Вранье это, сплетни!
– Знаю! – сказал Петр.
Врачиха, не шибко симпатичная, скуластенькая, но с ореховыми интересными глазами, посмотрела на дверь и вдруг открылась Петру:
– А что делать, если мне одного мало?
– Заведи такого, чтобы мало не было.
– Я и завела. Пятерых сперва попробовала, на шестом остановилась, замуж вышла за него. А оказалось – и его не хватает.
– Тогда лечись.
Врачиха усмехнулась, и по этой усмешке было ясно, что лечиться она не собирается.
– Я до шести работаю, а потом еще до восьми с бумагами тут сижу, – откровенно сказала она, невзначай глянув на больничный топчан. – Запираюсь, чтоб не мешали, и сижу.
– Ну и сиди, – пожелал ей Петр, уходя.
Это было как раз перед тем, как он нашел волкозайца. Может, именно желание иметь детей, ласкать их и ухаживать за ними побудило его приютить волкозайца; животные ведь независимо от возраста – дети.
А глаза выздоровевшего волкозайца были впрямь детские: круглые, ясные, доверчивые. Он тихо, скромно ходил по комнатам, стараясь не путаться под ногами (особенно у матери Марии, которая, он чувствовал, не любит его), благодарно принимал пищу и полагал, что у него теперь жизнь после смерти. Ему нравилась эта послесмертельная жизнь, и возвращаться в живую, опасную, холодную и голодную жизнь он не хотел. Даже на улицу не просился – пока не понял, что отходы его организма людям неприятны; тогда стал царапать лапой дверь, если приспичит, ему открывали, он отбегал от крыльца к куче песка – и там все делал. Скоро стал совершенно ручным, умным как собака, ласковым как кошка. Маше хотелось, чтобы он научился гавкать. Гав! Гав! – учила она его. Он склонял голову набок, пытался подражать, но слышался только хрип. Маша отстала от него. Однажды Илья, не пивший уже почти год и вконец этим измотанный, в очередной раз пришел к Петру – просить, чтобы тот расколдовал его. В это время волкозаяц как раз выгнулся дугой на куче песка – гадя.
Ого! – подумал Илья, прячась за забором и подбирая рукой огрызок кирпича. И собирался уже метнуть в зверя, но тут открылась дверь. «Кузя!» – позвала Маша – и чудище поскакало в дом.
Илья почувствовал такую тоску по выпивке, какой еще не было. Ведь раньше он пошел бы по друзьям, по домам, по соседям – рассказывать о волкозайце, которого поймал и приручил Петр, и ему везде наливали бы, потому что если это не повод выпить, то что тогда повод? Он мог бы неделю пить задарма за этот рассказ! А теперь – насухую отдавать людям новость?
И все же пошел рассказывать – друзьям и соседям, из дома в дом.
На другой день, благо воскресенье, чуть не весь Полынск собрался у дома Петра. Просили и требовали показать животное, изнемогая от любопытства.
Понимая, что от них не отобьешься, Петр на руках вынес волкозайца, пугливо прядающего ушами.
Много было вопросов, восклицаний, удивления.
Насытились зрелищем, ушли.
Потом Петра навестил бывший его одноклассник, а теперь сотрудник городской газеты Костя Сергеев.
– Ух ты, зверюга! – потрепал он волкозайца за уши. Тот позволил ему это, но тотчас отошел, чтобы хозяева не подумали, что он доверяет каждому постороннему так же, как им.
Сергеев навел на него фотоаппарат, щелкнул пару раз.
– Напечатать хочешь? – спросил Петр.
– Почему бы и нет?
– Валяй, конечно, – сказал Петр, хоть и предчувствовал, что из этого не выйдет ничего хорошего.
Редактор городской газеты не захотел публиковать материал Сергеева. Почему это, почему, почему? – кричал смелый Сергеев. – Опять скажете: аполитичность? Или скажете: непроверенные факты? Или скажете: чертовщина? (Редактор не допускал сведений о мистических событиях, аномальных явлениях, астрологических прогнозов и тому подобного; возможно, поэтому это была единственная во всей стране газета, где ни разу не появилось сообщений о лохнесском динозавре, летающих тарелках и полтергейстах.)
– Именно чертовщина! Этого волкозайца вон некоторые связывают с ухудшением экологии в наших местах, зачем же людей будоражить?
– Да они все его видели уже!
– Пускай видели. А будоражить зачем? Официально в печати зачем подтверждать? Далее, – диктовал редактор свою волю, – старухи несут чушь, что волкозайцы и другие уроды животного мира и людей появляются перед концом света. Мы что ж, поддерживать будем это мнение?
– Ну, вы даете! – развел руками Сергеев, удивленный столь неожиданным аргументом редактора.
И послал статью с фотографией в областную газету. Воспользовавшись случаем, написал не только про волкозайца, но и про совпадение этого факта с тем, что нашедший его Петр Кудерьянов (он же Салабонов,
