будет! Не хочешь? Тогда сразимся!
И Петр Петрович взмахнул найденной по дороге жердью.
Петруша стоял не шевелясь.
– Не Иисус я, – сказал он тихо.
– Ты думаешь, я твой родственник? Я твой противник! Я – Антихрист!
– Заболел ты, – сказал Петруша.
– Пришел конец света! Торжество сатаны! Царство мрака! – закричал истошно Завалуев, подняв жердину над головой Петра.
Петр глянул на него:
– Зима на дворе, а ты раздет совсем; замерзнешь.
Завалуев уронил жердь и заплакал. Петр накинул на него свой полушубок и повел в дом.
– Вот, уже и убийства начинаются, – сказал лейтенант Самарин на другой день, осматривая тело задушенного Кондомитинова.
Завалуева нашли в доме Петра, взяли.
– Слуги Антихристовы! – кричал он. – На своего князя руку подымаете! И ты, Витька Самарин, и ты, Брут?!
После этого пошли выгонять из домов приехавших на лечение, спроваживать тех, кто жил в автомобилях и палатках.
Болящие бросились к дому Петра, столпились, ожидая от него чего-то.
Петр вышел.
Раздались крики.
И средь них один – неистовый вопль, пронзивший, казалось, пространство от земли до неба:
– Господи! Помоги!
– Пошли прочь, – тихо сказал Петр.
– Что? Что он сказал? Что? – зашептались в толпе.
– Пошли прочь! Прочь! Прочь! – кричал Петр. – Пошли на хрен, гады, сволочи, ненавижу, прочь, прочь!
9
Петр исчез.
Его не было три ночи и три дня, и мать спервоначалу не беспокоилась о нем.
Только на исходе этого срока она стала беспокоиться о нем.
И как только подумала, пришел Петр.
Он пришел и заговорил так, будто продолжал с нею разговор, хотя никакого разговора меж ними раньше никогда не было.
Он сказал:
– Ты вот что. Время прошло, чего уж теперь. Ты мне скажи, я знать должен: ты не от отца меня родила?
Мария не удивилась, рассматривая свои красные, измученные работой руки, ответила:
– Не бреши зря. От отца.
Петр подумал и сказал:
– Ага. Ясно. От отца, само собой. От отца – да не от того! Так?
– Как же не от того? – усмехнулась мать. – От того самого.
– Ясно… – медленно произнес Петр и ушел.
В полночь в дверях дома о. Сергия раздался стук.
– Кто? – спросил о. Сергий ясным голосом, словно и не спал. Откликнулся тут же. – Кто? – спросил он.
Не успело еще замереть эхо от последнего удара в дверь, не успели собаки окрестных домов отозваться брехом на стук, а о. Сергий сразу же:
– Кто?
– Сам знаешь, – ответил Петр.
Он сказал это уверенно, но еще за минуту до этого не предполагал, что скажет это. И вот:
– Сам знаешь, – сказал он.
И любой другой на месте о. Сергия, услышав незнакомый голос (а он не помнил голоса Петра), ни за что не открыл бы, не потребовав хотя бы назваться; он испугался бы, услышав это странное:
– Сам знаешь!
Но о. Сергий хоть и испугался, а открыл тут же, не успев осмыслить действия.
Как у Петра сказалось само, так и у него открылось само. Оба надолго запомнят это.
– Зачем пришел? – спросил о. Сергий на кухне, притворив дверь от спящих домочадцев.
– Пойдешь со мной? – спросил Петр. Ему казалось, он свободно читает в глазах и душе священника.
О. Сергий не стал увиливать, что не понимает. Он сказал сразу напрямик:
– Боюсь.
– Чего боишься?
– И не соблазниться о тебе боюсь, и соблазниться о тебе боюсь.
– Говори ясней!
– И поверить боюсь, что это – ты, и не поверить боюсь. Не поверю – а вдруг ты – это ты. Поверю – боюсь бремени.
– Какого еще?
– Бремени первозванства. Ведь ты первым меня позвал?
– Первым.
– Не достоин, – тихо сказал о. Сергий.
– Это не выбор, а указание, – сказал Петр.
– Чье? – совсем безгласно спросил о. Сергий. Петр промолчал.
Он сказал о другом:
– Что ж ты думаешь, у Христа было время отбирать из всех живущих самых достойных? Очумеешь по свету рыскать. Кого увидел – те и стали достойными. Потому что каждый достоин, если подумать. И каждый недостоин. Кто как себя поведет. Иуда-то вон как себя повел.
– Постой! – сказал о. Сергий. – Ты говоришь: Христос. Не о себе говоришь? Кто же ты?
– Петр Салабонов. Какая разница? Иисус, Иммануил, Петр, дело-то не в этом!
– Хорошо, – согласился о. Сергий. – Но как быть с указанием, что ты явишься после ужасных знамений вершить последний и окончательный суд? Что не родишься, а сойдешь по сверкающей лестнице с небес уже помимо матери? Что же, это – не второе пришествие?
– Все во власти Божьей, – твердо ответил Петр. – Его власть казнить, его власть и миловать. Это – первое второе пришествие.
– ?!?!
– Отсрочка вам дадена. Еще одно испытание подарено. Не опомнитесь и на этот раз, не станете людьми по образу и подобию – амбец тогда вам всем.
Петр даже и грубее выразился, и опять о. Сергий затуманился минутным сомнением, но тут же вспомнил евангельское о Христе: пьет вино и ест, как все… Значит, и ругнуться может, как все.
Страшно было о. Сергию.
– Что же, – спросил он, – нам нужно делать?
– А все то же, – сказал Петр. – Как тогда. Чтобы люди поняли.
– Вплоть до… – О. Сергий умолк.
– Вплоть до креста. Впрочем, вместо креста другое найдется.
– Что?
– Там видно будет, – загадочно ответил Петр, и в этот-то момент отец Сергий и уверовал в него окончательно и бесповоротно.
И ничего он уже не видел перед собой кроме долга.
– Значит, нужно остальных одиннадцать сперва подобрать, – сказал он.
– Учи ученого, – сказал Петр. – Сегодня же и займемся.
