Я протянул ей вытащенный пакет, и она аккуратно развернула его у себя на ладони. Там на мягкой белой ткани лежали два больших красных отшлифованных камня, они ярко светились под лампой.
— Это рубины? — пораженно спросил я. Аннет Эдамс снисходительно улыбнулась в ответ.
— Нет, это шпинель. Великолепные образцы.
Мы редко имеем дело с рубинами.
— А бриллианты здесь есть? — спросил один из полицейских.
— Нет, бриллиантами мы не занимаемся. Почти никогда.
Я попросил ее заглянуть в другие коробки, но она сначала аккуратно сложила два красных камня в пакет и положила его на то же самое место. Мы наблюдали, как Аннет, то нагибаясь, то выпрямляясь, наугад открывала крышки разных коробок, доставала то из одной, то из другой белый пакетик и осматривала его содержимое. Однако там явно не было никаких неприятных неожиданностей, и в конце концов она, покачав головой, сказала, что, насколько она могла судить, ничего не пропало.
— Эти камни ценны лишь количеством, — пояснила она. — Каждый сам по себе стоит немного. Мы продаем камни десятками и сотнями... — Тут в ее голосе послышалось какое-то отчаяние. — Я не знаю, что делать с заказами, — произнесла она.
На полицейских эти проблемы впечатления не произвели. Раз ничего не пропало, им надо было заниматься другими ограблениями. О случившемся они составят отчет и все прочее, а пока — до свидания.
Они ушли, а мы с Аннет Эдамс стояли в коридоре, глядя друг на друга.
— Что делать?! — воскликнула она. — Что будет с нашим бизнесом?
Мне не хотелось говорить ей, что я не имел об этом ни малейшего представления.
— У Гревила был свой кабинет? — спросил я.
— Это как раз та комната, где страшнейший беспорядок, — ответила она и, повернувшись, направилась к большой угловой комнате возле вестибюля. — Сюда.
Я последовал за ней и увидел, что подразумевалось под «страшнейшим беспорядком». Содержимое всех ящиков было вытряхнуто на пол. Снятые со стен картины разбросаны. Одна из картотек валялась набоку, словно раненый солдат. Стол был в плачевном состоянии.
— Полиция считает, что грабитель искал за картинами сейф. Но здесь ничего нет... кроме этой камеры. — Она горько вздохнула. — Все так бессмысленно.
Я огляделся.
— А сколько всего людей здесь работает?
— Нас шестеро. И мистер Фрэнклин, само собой. — Она осеклась. — О Господи!
— Да... — вздохнул я. — А нельзя ли как-нибудь поговорить с остальными?
Кивнув, она, не говоря ни слова, пошла в большую соседнюю комнату, где уже находились трое ее коллег. Вид у них был потерянный и беспомощный. Услышав, что их зовут, подошли еще двое; четыре женщины и двое мужчин тревожно и испуганно смотрели на меня, ожидая с моей стороны каких-то решений.
Насколько я понял, Гревил не выбирал себе фаворитов среди своих подчиненных. Сама Аннет Эдамс была не жадной до власти управляющей, но добросовестной помощницей; отличным исполнителем, но совсем не руководителем. В сложившейся ситуации это было не очень хорошо.
Я представился и рассказал, что случилось с Гревилом.
Меня тронуло их теплое отношение к нему, этого нельзя было не заметить. У некоторых на глазах появились слезы. Я сказал, что мне понадобится их помощь, поскольку я должен известить о его смерти определенный круг людей, например, его адвоката, бухгалтера, его близких друзей, но я не знаю, кто они.
— Мне бы хотелось, — продолжал я, — составить список.
С этими словами я, вооружившись ручкой и бумагой, сел за один из столов.
Аннет вызвалась принести из кабинета Гревила его записную книжку с адресами, но вскоре она, расстроенная, вернулась: не смогла найти ее в этой неразберихе.
— Это, должно быть, где-нибудь еще, — предположил я. — Может, в том компьютере? — Я показал через комнату. — В нем могут быть адреса?
Девушка, приносившая чай, расплылась в улыбке и объяснила мне, что в этой комнате занимались финансовыми операциями и в указанном мною компьютере были лишь цифры, счета и другая подобная информация. Однако, бодро продолжала она, в комнате через коридор, где она сидела, стоял другой компьютер, который она использовала для корреспонденции. Свою фразу девушка договаривала уже в коридоре, и Аннет заметила, что Джун всегда носится, как ураган.
Джун, длинноногая худосочная блондинка, вернулась с только что выданной компьютером распечаткой десяти наиболее часто встречавшихся имен корреспондентов (исключая клиентов) и их адресов. Там были не только адвокаты, бухгалтеры, но и банк, биржевой маклер и страховая компания.
— Замечательно! — воскликнул я. — Не могли бы вы теперь связаться со всеми крупными кредитными учреждениями, узнать, был ли Гревил среди их клиентов, и сообщить, что его кредитные карточки украли, а сам он скончался?
Затем я спросил у них, какая у Гревила была машина и ее номер. Это все знали. Она чуть ли не каждый день стояла во дворе. Он ездил на работу на «Ровере-3500» десятилетней давности, в котором не было ни приемника, ни кассетного плейера, потому что его прежний «Порше» дважды обворовывали и в конце концов угнали.
— Однако в этой «старушке» тоже было полно всяких штучек, — сказал один из мужчин, тот, что помоложе, — но он все убирал в багажник.
Гревил обожал всякие новинки и диковины, у него была постоянная потребность сделать любое обыденное дело как-то необычно. Когда мы встречались, он чаще рассказывал мне о своих «игрушках- безделушках», чем о своей жизни.
— А почему вы спросили о машине? — поинтересовался молодой человек.
На его черной кожаной куртке рядами висели значки, а ярко-рыжая шевелюра блестела от геля. «Потребность в самоутверждении», — подумал я.
— Она может стоять возле его дома, а может — и на какой-нибудь стоянке в Ипсуиче, — объяснил я ему.
— Действительно, — задумчиво сказал он. — Теперь понятно.
На столе рядом со мной зазвонил телефон. После секундной нерешительности Аннет подошла и сняла трубку. Послушав, она взволнованно закрыла трубку рукой и спросила меня:
— Что делать? Это клиент, он хочет сделать заказ.
— У вас есть то, что ему надо?
— Да, конечно.
— Тогда все в порядке.
— Мне сказать ему о мистере Фрэнклине?
— Нет, — безотчетно ответил я, — просто примите заказ.
Она словно обрадовалась, получив указание, и что-то записала. Когда Аннет положила трубку, я посоветовал всем по крайней мере до конца дня, как обычно, принимать и выполнять заказы и, если кто- нибудь спросит мистера Фрэнклина, просто сказать, что его нет и позвонить ему нельзя. Не стоит говорить, что он умер, пока я не свяжусь с его адвокатами, банкирами и прочими и не узнаю положение вещей. Все тут же с облегчением согласились, а мужчина, что постарше, спросил, когда я смогу договориться о замене разбитого стекла, поскольку это было в той комнате, где он работал.
С ощущением вязнувшего в зыбучем песке я ответил, что попытаюсь все уладить. Я чувствовал себя чужим для этого места, для этих людей. Все, что я знал об их работе, было: как найти те два красных камня в коробке с наклейкой «MgAl2О4, Бирма».
В четвертый раз просматривая «желтые листы» телефонного справочника, я наконец дозвонился туда, где мне немедленно пообещали вставить стекло. Вокруг меня жизнь офиса шла своим чередом. Я стал звонить адвокатам.
Они были солидными, выражали сочувствие и готовность помочь мне. Я спросил, не оставил ли Гревил завещания или, что меня особенно интересовало, каких-либо просьб относительно похорон или кремации;
