полагается мужчинам, а ее оставит в покое.
Хотя, наверное, сначала придется рожать детей. В жизни женщины неподдельны, кажется, только пол и деторождение, все остальное – мишура. И то и другое ужасно, и то и другое неизбежно. Но если другие женщины терпят…
ГЛАВА VI
– Вот Бартон, – сказал Генри.
Беатриса выглянула из кареты, и у нее захватило дыхание: какая прелесть!
Он рассказывал ей о тех улучшениях, которые сделал его отец, и весь последний час она старалась представить себе, во что бывший ливерпульский торговец и его деньги могли превратить скромный старый дом и сад. Не придется ли ей восхищаться дрянной подделкой под пышную усадьбу Монктонов, мимо которой они только что проехали? Быть может, он скопировал чванных грифонов или чудовищные, подстриженные в виде разных фигур деревья, которые даже в соседстве с величественными зданиями и широкими газонами замка Денверсов едва можно было терпеть?
Он ничего не испортил. Это был просто чудесный фермерский дом приветливый, милый, мирный, утопающий в зелени фруктовых деревьев и до старинной черепичной крыши увитый гирляндами ползучих роз и жасмина, жимолости и ломоноса.
На мгновение ее глаза затуманились. Отец полюбил бы этот дом. И она тоже полюбила бы его, если бы еще могла что-нибудь любить.
Дом принадлежит Генри. И для нее он может быть только тюрьмой. Ее сердце снова оледенело.
Они вошли в дом. Он что-то говорит. Надо слушать, надо придумать подходящий ответ.
– Любимая, если тебе захочется что-нибудь изменить, только скажи. Здесь все твое.
Все, кроме ее собственного тела. Но ведь он сказал это от чистого сердца. Ей было легко ответить:
– Вряд ли мне захочется что-нибудь менять – во всяком случае из того, что я уже видела. Здесь все так прекрасно!
Зачем, зачем она это сказала? Ведь нетрудно было догадаться, что снова начнутся поцелуи и объятья.
Беатриса надела свои самые грубые башмаки и накинула на плечи шаль.
Генри ждал ее, чтобы показать ей всю усадьбу. Он хотел сделать это в утро их приезда, но она попросила у него разрешения провести первый день в доме. «Я многому должна научиться, – сказала она, – и хочу все делать постепенно».
Вчера она встала рано и целый день изучала дом, разбиралась, как ведется хозяйство, и знакомилась со слугами. После ужина она достала записную книжку с карандашом и тщательно занесла в нее, какое жалованье получают слуги, что и по какой цене надо покупать, какие запасы есть в кладовой, а также все пожелания Генри относительно расходов по дому. Он пришел в восторг от добросовестности, с которой она отнеслась к своим новым обязанностям, но теперь настало время показать ей свои сокровища.
Октябрьское утро было великолепно, и когда она увидела изумрудный после долгих дождей выгон, а за ним сад с румяными яблоками, на ее губах появилась улыбка, в которой не было горечи. Впервые она сама повернулась к мужу.
Через выгон и заливные луга они прошли к речке, которая струилась под развесистыми старыми ивами среди густой чащи ежевики и усыпанного багряными ягодами шиповника. От кувшинок остались только листья, но боярышник еще не отцвел, а среди осоки там и сям голубели незабудки.
Назад они пошли через рощицу, чтобы она поглядела гигантские вязы, на которых гнездились хлопотливые грачи. Потом он повел ее на скотный двор, познакомил с управляющим и с улыбающимися работниками и показал ей амбар, конюшни и коровник. Он радовался, видя, что ее любовь к животным не ограничивается породистыми лошадьми и комнатными баловнями. Ей, по-видимому, нравились все четвероногие существа, даже Бабуся – огромная старая свинья, которая, похрюкивая, блаженствовала в пролитых помоях, взирая на мир умными глазками, прячущимися за буграми сала.
– Ей, наверное, тяжело таскать на себе столько жира, но у нее совсем не такой глупый вид, как я ожидала, – заметила она.
– Глупый вид! – смеясь, повторил он. – Попробуй-ка за ставить ее сделать что-нибудь, чего она не хочет! Увидишь, какая она хитрюга. Правда, старушка?
Он нагнулся и ласково почесал чудовищную тушу за ухом.
А ведь он по-настоящему любит животных, удивилась Беатриса.
В течение следующего часа она с еще большим изумлением обнаружила, что и животные любят его.
– Я со всеми познакомилась? – спросила она, узнав клички, погладив и похвалив каждую лошадь, корову, собаку и кошку в усадьбе.
Генри улыбнулся. Лучшее он приберег под конец.
– Со всеми, кроме одного. Он вон там.
В его голосе зазвучала сдержанная гордость любящего отца.
– С ним приходится быть осторожным. Характер у него дьявольский.
Он отпер дверь отдельного хлева, очень светлого и безукоризненно чистого. Там стоял огромный красный бык с кольцом в носу и цепью на шее.
– Настоящий тисдейл. Отец привез его из Нортумберленда еще теленком. Во всем графстве нет второго такого красавца.
– Но… его всегда приходится держать взаперти?
– Нет. Мы каждый день выводим его гулять на цепях, а когда есть кому за ним присмотреть– пускаем
