— Но мы не можем… — начал Бобби. — Придется. Так что не спорьте.
У Бобби был такой вид, точно его огрели обухом. Но он все же принес пачку счетов, и я выписал несколько чеков.
— Вот, — сказал я. — Отвези их сегодня лично и возьми расписки в получении по всей форме. Сейчас напишем письмо, которое ты отправишь вместе с ними. И смотри, отксерь их и обрежь так, чтобы они влезали в конверт. Это надо успеть сделать к сегодняшней дневной почте. Конечно, тебе придется потрудиться, но чем быстрее ты с этим управишься, тем лучше, верно?
— И Грейвсу тоже? — спросил Бобби.
— Непременно!
— Прямо сейчас и начнем, — сказала Холли.
— И не забудьте про торговца кормами, — сказал я. — Он вам напишет что-нибудь хорошее. Ему не понравилось, что «Знамя» пытается им вертеть.
— Мне не хочется об этом говорить, — медленно начала Холли, — но…
— Банк? — спросил я. Она кивнула.
— С банком пока подождем. Может быть, завтра вам стоит сходить к директору с этим письмом и расписками. Возможно, вам удастся уговорить его восстановить ваш счет. На самом деле, ему стоит это сделать. Банк получает с вас достаточно много процентов, особенно с тех долгов за жеребят. К тому же у тебя есть сами жеребята. Это тоже гарантия.
— Увы… — сказал Бобби.
— Не все сразу, — сказал я.
— Позвоню своему адвокату. Прямо сейчас, — сказал Бобби, взяв трубку и посмотрев на часы. — Он уже должен быть на месте.
— А я бы не стал, — сказал я.
— Но ты же сам сказал…
— У тебя в доме доносчик, — сказал я.
— Что ты имеешь в виду?
— Твой телефон, — сказал я.
Он понял. На лице у него появилось отвращение, и он наполовину простонал:
— О господи!
— Такое часто делается, — сказал я. В Ламборне и в самом деле было время, когда у людей развилась настоящая телефонофобия: все боялись, что их подслушивают. Иногда люди ходили звонить за несколько кварталов, чтобы не пользоваться своим домашним телефоном. Конечно, прослушивать чужие телефонные разговоры — дело незаконное, но тем не менее всем известно, что такое бывает сплошь и рядом.
Так что мы без долгих разговоров развинтили все телефоны в доме, но ничего похожего на «жучки» не обнаружили. Однако все мы лучше разбирались в лошадях, чем в электронике. Поэтому Бобби сказал, что сходит к автомату, позвонит в телефонную компанию и попросит приехать и проверить.
Бобби стоял на коленях у стены кухни и ставил на место телефонную розетку, а мы с Холли стояли рядом посреди кухни и смотрели на него. Поэтому первыми, кого увидел внезапно явившийся посетитель, были мы с сестрой. Высокий мужчина со светлыми, начинающими седеть волосами, уложенными в безукоризненную прическу. Правильные, приятные черты, гладко выбритый округлый подбородок; подтянутая фигура веером деловом костюме, весьма породистом. Человек лет пятидесяти, сильный и властный, казалось сразу заполнивший собой всю кухню. В руке у него был сложенный номер «Ежедневного знамени». Увидев нас с Холли, он уставился на нас с нескрываемым отвращением. Мейнард Аллардек. Отец Бобби. Я всегда помнил, что он мой враг, и он тоже его помнил. Мы знали друг друга в лицо. Поскольку оба вращались в одних и тех же кругах лошадников. Мы знали друг друга всегда — но предпочли бы никогда не встречаться.
— Филдинги! — с ненавистью бросил Мейнард и спросил меня: — Кой черт принес вас в этот дом?
— Это я его пригласил, — ответил Бобби, выпрямляясь.
Мейнард резко развернулся в его сторону, и отец с сыном впервые за четыре года посмотрели друг другу в глаза.
Они долго стояли, застыв на месте, словно заново изучая знакомые черты. Возможно, они впервые увидели друг друга как чужих, новых людей. Но если кто-то из нас и надеялся на примирение, как оказалось, что у Мейнарда было на уме совсем другое. Он пришел не помочь и даже не посочувствовать, а выразить свое негодование. Он взмахнул номером «Знамени» и, не здороваясь, воскликнул:
— Да как ты смеешь втягивать меня в свои дрязги! Я не потерплю, чтобы ты жаловался на меня всяким репортерам! Ты сам во всем виноват! Если тебе было угодно породниться с этой бандой, так будь любезен сам отвечать за последствия и не вмешивай меня во все это!
Бобби растерянно заморгал. Наверно, и мы с Холли тоже. Нас поразила ярость Мейнарда и его внезапная атака, но больше всего — его странная логика.
— Но я ничего не делал! — ответил Бобби. Он едва не упал. — В смысле, я вообще не разговаривал с репортерами! Я бы не стал жаловаться. Они сами все это написали.
— А все это — насчет того, что я отказал тебе в деньгах? Откуда бы они могли это узнать, если ты им ничего не говорил? А?
Бобби сглотнул.
— Но ты же всегда говорил… В смысле, я думал, ты говорил, что не дашь мне денег…
— Конечно, не дам! — Отец уставился на него исподлобья. — Дело не в этом. Какого черта ты распространяешься об этом публично? Я этого не потерплю! Понял?
— Я никому ничего не говорил! — неуверенно запротестовал Бобби.
Я подумал, как отец и сын похожи внешне, и насколько разные у них характеры. Мейнард был раз в шесть сильнее Бобби, но в отличие от него не имел представления о честной игре. Мейнард умел заставлять деньги работать за себя; Бобби работал, чтобы ему платили. Мейнард никогда не забывал обид; Бобби мог поколебаться, сдаться, передумать. Да, Бобби, конечно, был слабее; но в этом и была его сила.
— Ты наверняка трепался направо и налево!
Тон Мейнарда был невыносимо оскорбительным. Я подумал, что если бы Бобби хотел сообщить всему миру, что отец бросил его на произвол судьбы, у него были бы для этого все основания.
— Мы думаем, что кто-то прослушивает наш телефон! — поспешно сказал Бобби.
— Ах вот оно что! — угрожающе сказал Мейнард, сурово уставившись на развинченный аппарат. — Стало быть, ты ябедничал на меня по телефону?
— Да нет! — с запинкой пробормотал Бобби. — В смысле, я не ябедничал. Но кое-кто советовал мне попросить денег у отца, а я говорил, что не могу.
— А это все откуда? — вопросил Мейнард, потрясая в воздухе газетой.
— Кто сказал, что я добиваюсь титула? Я этого не потерплю! Это наглая ложь!
И тут я понял — возможно, из-за нескрываемого страха, звучавшего в голосе Мейнарда, — что именно это упоминание о титуле его и разгневало.
«Это не ложь, — уверенно подумал я. — Это правда. Он, видимо, действительно усердно охотится за титулом. Дед говорил, что Мейнард в девять лет хотел быть лордом. А теперь, в пятьдесят, это все тот же Мейнард, но только богатый, влиятельный и, вне сомнения, имеющий доступ к нужным людям. Возможно, именно сейчас он строит тонкие, но совершенно незаконные комбинации…»
Сэр Мейнард Аллардек. Да, неплохо звучит. Сэр Мейнард. Эй, Филдинги, кланяйтесь мне! Кланяйтесь пониже, я теперь выше вас!
— О титуле я ничего не говорил! — запротестовал Бобби еще энергичнее. — В смысле, я даже не знал, что ты хочешь добиться титула. Я об этом никому ничего не говорил. Я даже не думал!
— А почему бы вам не обратиться в газету? — поинтересовался я.
— Помолчите вы! — резко ответил Мейнард. — Не суйтесь, куда не просят! — И снова обратился к Бобби: — Если ты не говорил об этом по телефону, откуда же они узнали? Почему они напечатали эту… эту наглую ложь? А?
— Не знаю! — ответил ошарашенный Бобби. — Я вообще не знаю, почему они все это напечатали!
