озиралась по сторонам.
— Но мне надо быть в Лондоне в шесть тридцать! — сказала она. — В Чизике. Вы, наверно, знаете, где это? В западной части Лондона…
Я кивнул.
— Может, вы там спросите? — она махнула рукой в сторону весовой.
— Сейчас спрошу.
— Мне на работу надо!
Должно быть, лицо у меня сделалось удивленным, потому что она пояснила:
— Я работаю в бюро новостей. На этой неделе я дежурю по вечерам.
Айсберг методично ходил по паддоку. Впереди у нас было две с половиной мили стипль-чеза. А после этого, в пятой скачке, мне предстояли еще две мили барьерной скачки. А потом…
Я мельком глянул на принцессу — лицо ее было очень доброжелательным, — подумал о штрафе, который она заплатила за меня, хотя была совершенно не обязана это делать, и сказал Даниэль:
— Я вас сам отвезу после пятой скачки. То есть если это, конечно, вас устроит.
Она впилась глазами в мое лицо, и ее беспокойство растаяло, как снег на солнышке.
— Да, — сказала она. — Точно устроит.
Никогда не следует ничего назначать на день скачек…
— Ну я буду вас ждать у весовой после пятой скачки, — сказал я. — Дорога хорошая. В Чизик успеем вовремя.
— Класс! — сказала Даниэль. Принцесса обрадовалась тому, что мы наконец-то можем заняться ее лошадью и ближайшим будущим.
— Как любезно с вашей стороны, Кит! — сказала она, кивнув мне.
— Пожалуйста.
— Ну как вы думаете, мой старик сегодня в форме?
— Он очень выдержанный, — ответил я. — Думаю, все будет хорошо.
Принцесса улыбнулась. Она прекрасно знала, что выражение «очень выдержанный» — это эвфемизм, означающий, что лошадь плохо умеет делать финишный рывок. Она не хуже меня знала, на что Айсберг способен, а на что нет, но, как и все владельцы, желала услышать от своего жокея что-нибудь утешительное.
— Вы уж постарайтесь!
— Хорошо, — ответил я. Я сел в седло и направил Айсберга к старту.
«А, к черту все эти суеверия!» — подумал я.
Глава 7
С Айсбергом у меня проблем не было. Он брал препятствия правильно, но без энтузиазма, ровным галопом прошел финишную прямую и пришел вторым, скорее благодаря удаче, чем чему-то еще.
— Ах ты, старая черепаха! — гордо сказала принцесса в загоне, где расседлывают лошадей, поглаживая его морду. — Ты у нас настоящий джентльмен!
Авария случилась в следующем заезде. Мой конь был опытным, но не слишком умным. На втором барьере лошадь, шедшая впереди и немного справа, задела препятствие на прыжке и при приземлении покатилась кувырком. И мой дурень аккуратно сделал то же самое.
Падение было не слишком тяжелым. Едва коснувшись земли, я покатился кубарем — искусство, которому обучается каждый жокей, участвующий в скачках с препятствиями, и остался лежать, сжавшись в комок, ожидая, пока пройдут остальные лошади. Вставать на ноги посреди скачущего табуна — самый верный способ получить серьезную травму, поэтому первое, чему учат любого жокея, оставаться лежать на земле, чтобы лошади могли перескочить через тебя. Но падать близко к старту барьерных скачек плохо потому, что лошади идут быстрее, чем в стипль-чезе, и не успевают растянуться. Поэтому они часто замечают лежащего человека, когда он уже под ними, так что им просто некуда наступить, кроме как на него.
Я уже давно привык к синякам в форме копыта. После того как лошади пронеслись и стало тихо, я медленно и неуклюже поднялся, добавив к своей коллекции еще несколько штук, и увидел, что второй жокей тоже поднимается.
— Ты в порядке? — спросил я.
— Ага. А ты?
Я кивнул. Мой коллега высказал самое нелицеприятное мнение о своем коне, и тут подъехала машина, чтобы забрать нас и отвезти в травмпункт, где нас должен был осмотреть дежурный врач. В былые времена случалось, что жокеи участвовали в скачках даже с переломанными костями, но теперь медицинский контроль ужесточился — не столько ради покалеченных жокеев, сколько ради тех, кто на них ставит. Главное — угодить публике.
Но синяки не в счет. Врачи никогда не запрещают жокеям участвовать в скачках из-за синяков. Тем более, когда синяки совсем свежие, их не видно. Я доказал доктору, что у меня сгибается все, чему положено сгибаться, и не сгибается ничего, что сгибаться не должно, и меня сочли пригодным к дальнейшему участию в скачках.
В дверь постучали. Одна из двух добровольных помощниц отправилась посмотреть, кто там, вернулась несколько озадаченная и сообщила мне, что меня спрашивает женщина, которая называет себя принцессой.
— Да, конечно, — сказал я, поблагодарил доктора и повернулся, чтобы уйти.
— Это что, правда? — недоверчиво спросила девушка.
— Что она принцесса? Да. Вы часто бываете на скачках?
— Сегодня в первый раз.
— Она три раза была лучшим владельцем за прошлые шесть сезонов. Любимица публики.
Девушка улыбнулась.
— Просто голова идет кругом!
Я вышел и увидел, что любимица публики весьма озабочена. Увидев меня, она очень обрадовалась. У нее не было в обычае приходить в травмпункт справляться о моем здоровье, и сейчас она, конечно, тревожилась не о моем состоянии, а о том, смогу ли я отвезти ее племянницу на работу.
Племянница тоже была здесь. Она обрадовалась и посмотрела на часы. Я сказал, что только переоденусь и буду готов, и принцесса поцеловала племянницу, похлопала меня по руке и ушла, сказав: «До завтра». Мы должны были увидеться в Ньюбери.
Я переоделся. Племянница ждала меня у весовой. Я повел ее к своей машине. Она не находила себе места от волнения. Впрочем, волнение ее несколько поутихло, когда она увидела, что у меня «мерседес». Но она тотчас вновь забеспокоилась, увидев, как я поморщился, садясь в машину.
— С вами все в порядке? Вы не можете потерять сознание или что-нибудь в этом духе?
— Да нет, вряд ли.
Я завел мотор и выбрался с забитой машинами стоянки. Одновременно с нами со стоянки выезжало еще несколько машин, но не так много, чтобы забить выезд на дорогу. Доедем без помех — разве что случится что-нибудь непредвиденное.
— Я думала, вас затопчут насмерть, — сказала племянница без особых эмоций. — Как человеку удается выжить в таком столпотворении?
— Везет, — коротко ответил я.
— Тетя явно вздохнула с облегчением, когда вы встали.
Я хмыкнул в знак согласия.
— Я тоже.
— Зачем вы этим занимаетесь? — спросила она.
— Скачками?
— Угу.
