Эдика я нашел в его кабинете, очень взволнованного.
– Ну что? – спросил он меня. – Как добрался? Нормально? Ну да, я вижу, что нормально. Если бы ненормально, ты бы никак не добрался. Ужас, что происходит. Этот твой Сим…
– У меня нет никакого Сима, – перебил я.
– Знаю, знаю, ты его переименовал. Но ему это, кажется, даже понравилось. И теперь под именем Серафима он приближается. Войска, посланные ему навстречу, без единого выстрела переходят на его сторону. Откровенно говоря, я просто не понимаю, как это можно. Люди еще вчера прославляли коммунизм, клялись в верности Гениалиссимусу, восторгались каждым его словом. А сегодня они крушат его памятники, сжигают портреты и толпами переходят на сторону Серафима. Неужели все их славословия и клятвы в вечной преданности были всего лишь массовым лицемерием?
– Ну да, – сказал я, – возможно. Народные массы, они вообще лицемерны. Еще когда Древнюю Русь крестили, они с удовольствием повыкидывали всех болванов, которым до того молились, в Днепр.
Зазвонил телефон. Профессор схватил трубку:
– Да, слушаю. Что вы говорите! Ну конечно, ну конечно, это следовало сделать. И где он сейчас? Ага. А Серафим? Уже? Так быстро? Ну что ж, будут новости, звоните еще.
Он положил трубку и посмотрел на меня растерянно.
– Все кончено!
– Что кончено? – спросил я.
– Наступил конец эпохи. Два часа назад специальным космическим отрядом БЕЗО Гениалиссимус был арестован в космосе, спущен с орбиты и доставлен на Лубянку.
– Интересант! – сказал я.
– Интересант? – закричал он. – Ты думаешь, это интересно? Тогда тебе, может быть, интересно узнать, что Серафим, сопровождаемый разнузданными толпами озверевшего народа, пересек Кольцевую дорогу и теперь движется в сторону центра по шоссе имени Стратегических Замыслов Гениалиссимуса.
– Каких замыслов? – спросил я.
– Это Минское шоссе, – сказал Эдик. Он задумчиво подошел к своему аппарату, взял стаканчик с розой, отхлебнул из него и, кажется, успокоился.
– Да, между прочим, – сказал он, как бы очнувшись от забытья, – не хочешь ли отведать еще? – и протянул стаканчик мне.
– Спасибо, – уклонился я, – я уже пробовал.
– Слушай, – сказал Эдик, – у меня есть идея. Как ты считаешь, что за человек Серафим? Он, наверное, хочет жить долго?
– Ну, он и так уже живет, слава богу.
– Но наверняка он хочет жить еще дольше.
– Кто ж не хочет, – сказал я.
– Вот именно, – засмеялся он радостно. – Кто ж не хочет. Хотят все, да не всем дано. Так вот слушай… – Он оглянулся, проверил, закрыта ли дверь, и заговорил быстрым шепотом: – Когда ты его увидишь, расскажи ему обо мне и моем изобретении. Скажи, чтоб он приказал не трогать меня и не мешать мне работать. А я с ним поделюсь. Я его регулярно буду снабжать эликсиром, и он будет жить сколько захочет.
– Не дай бог! – закричал я. – Умоляю, не делай этого. Если он будет жить, сколько захочет, он наваляет столько глыб, что всех ими задавит.
– Ну что ты! – сказал он. – Какие там глыбы! Ему сейчас будет не до них. Нет, ты пойми. То, что я говорю сейчас, очень серьезно. Если он прикажет не трогать меня и даст мне возможность работать, он будет жить практически вечно. – Он замолчал, внимательно посмотрел на меня и, подумав, сказал: – И ты тоже будешь жить. Пока не начнется промышленное производство, мы будем потреблять эликсир только втроем. Я, он и ты!
– Ты забыл еще одного человека, – напомнил я.
– Кого? Ах да! Боюсь, ему уже никакой эликсир не поможет.
Он схватил стаканчик, отхлебнул сам и опять протянул мне:
– Глотни, не бойся. Это только сначала кажется противно. А потом, когда распробуешь и осознаешь, что это делает тебя вечным и молодым, эликсир будет казаться вкуснейшим нектаром.
Опять зазвонил телефон. Он кинулся к трубке, а я взял оба стаканчика и поменял их местами. За окном происходила какая-то суматоха. Подъезжали и отъезжали военные паровики. Куда-то с визгом промчалась карета «Скорой помощи». За ней, но уже не с визгом, а с воем, пронеслась пожарная машина.
– Да-да, – говорил тем временем профессор. – Все понятно. Обязательно сделаю все, что в моих силах. Это какой-то ужас! – сказал он, положив трубку. – Толпы на улицах хватают и тут же раздирают на куски комунян повышенных потребностей и штатных агентов БЕЗО. О Гена, кажется, я волнуюсь!
Он схватил стаканчик и, в состоянии аффекта, залпом выдул все, что в нем было. А потом вдруг задумался, отвел стаканчик ото рта и увидел череп с костями. Его глаза были полны ужаса, когда он перевел взгляд на меня.
– Слушай, – сказал он, – по-моему, я перепутал стаканы. Я выпил что-то не то. Я выпил смерть! – закричал он и швырнул стакан на пол, и тот покатился под письменный стол. – Гена! Гена! Гена! – обхватив голову руками, кричал в истерике несчастный профессор. Вдруг остановился, пристально посмотрел на меня и спросил тихо: – Это ты сделал?
– Я, – сказал я и криво ухмыльнулся, видя, как он бледнеет.
