стихийно в процессе игры.
– Я не понимаю, что значит стихийно, – сказала она. – Кто-то же все-таки этот счет устанавливал?
– Да никто не устанавливал! Просто игроки бегали по полю, пинали мяч, били по воротам, и кто больше заколотит, у того больше и счет.
– Но это же волюнтаризм, – сказала она возмущенно. – Это выходит, кто быстрей бегает или сильнее бьет, тот больше и забивает?
– Ну да, – сказал я, – именно так. Правда, в годы расцвета коррупции бывало так, что одна команда давала взятки другой, и тогда счет определялся иначе.
– Вот видишь, – сказала Искрина. – Значит, была почва для злоупотреблений. А сейчас такого не может быть. Сейчас Спортивный Пятиугольник устанавливает счет в зависимости от положения той или иной команды, от того, насколько игроки дисциплинированны, как изучают произведения Гениалиссимуса и к какой категории потребностей они относятся. Не может быть так, чтобы команда общих потребностей безнаказанно забивала мячи команде повышенных потребностей!
– Чушь какая-то, – сказал я. – Но если ты заранее знаешь, чем дело кончится, зачем смотреть?
Искрина пожала плечами:
– Когда ты пишешь роман, ты тоже знаешь, чем он кончится.
– Вот именно, что не знаю, – возразил я. – То есть, когда я принимаюсь за роман, у меня бывают какие-то планы, но потом герои начинают вытворять чего хотят, и кто из них кого задушит, это уже зависит от них. Вот то же и с этим Симом. Твои начальники пристают с ножом к горлу, чтоб я его вычеркнул, а я не могу, у меня просто рука не поднимается.
Она спрыгнула с кровати и выключила телевизор.
– Слушай, – сказала она мне шепотом, – а как выглядел этот Сим?
– Ну как? – сказал я. – Ну такой… роста… ну, скажем, среднего. И вот такая бородища.
– Посмотри сюда, – сказала она и, вытащив из-за пазухи свой пластмассовый медальон, раскрыла его. – Это он?
Мне показалось, что произошло что-то потустороннее. Как будто в комнату влетел и тут же вылетел из нее кто-то невидимый. С маленькой, вделанной в медальон фотографии на меня пристальным и недобрым взглядом смотрел Сим Симыч Карнавалов.
Роман
– Ну как, ознакомились? – спросил маршал, когда я вытащил из-за пазухи книгу, порядком помятую.
– Да-да, прочел, – сказал я.
Мы были в его кабинете одни, он велел секретарше, чтобы она никого не пускала и никого не соединяла по телефону.
– Ну и как? – спросил он, заглядывая мне в глаза.
– По-моему, неплохо, – сказал я. – Совсем даже неплохо. Я бы даже сказал, хорошо, замечательно даже.
– Ну да, – согласился он, – роман получился в основном интересный. Ну, а вы его все-таки читали с критическим отношением?
– Ну конечно, с критическим. А как же, – сказал я. – Я всегда и все читаю критически.
– Вот именно это я и хотел от вас услышать! – Маршал оживился и забегал по комнате. – Понимаете, когда человек мыслит критически, тогда с ним можно договориться. Когда он мыслит некритически, тогда с ним договориться нельзя. И какие же вы недостатки нашли в вашем романе?
– Недостатки? – переспросил я удивленно. – Я не понимаю, о каких недостатках вы говорите.
Он посмотрел на меня как-то странно.
– Ну как же, – сказал он растерянно, – мне кажется, что во всех книгах, даже в самых лучших, какие-то недостатки все же имеются.
– Конечно, имеются, – согласился я очень охотно. – Во всех книгах, кроме моих. Потому что я, когда пишу, я все недостатки сразу вычеркиваю и оставляю одни только достоинства. Правда, сейчас, читая роман, я заметил, там в одном месте запятая стоит лишняя, но в этом целиком виноват корректор. Не понимаю, куда он смотрел.
Взрослый помолчал. Я тоже. Он вытер со лба пот. Я сделал то же движение, хотя у меня лоб был не потный.
– Вот вы так говорите, – сказал Берий Ильич обескураженно. – Но вы говорите неправильно. Таких произведений без недостатков не бывает. Вот, скажем, над «Гениалиссимусианой» работает большой коллектив авторов, но даже он иногда делает некоторые ошибки. А у вас… Ну вот давайте посмотрим.
– Давайте, – охотно согласился я.
– Ну хорошо. – Он открыл книгу, пробежал глазами первую страницу. – Ну, начать хотя бы со вступления. Уже в самом начале у вас сказано как-то непонятно, то ли все, что вы пишете, было на самом деле, то ли вы все это выдумали. А где правда?
– Ну вот, – сказал я озадаченно. – Откуда ж я знаю, где правда? Вы же сами говорите: вторичное первично, а первичное вторично. В таком случае вообще никакой разницы между выдумкой и реальностью не существует.
– Допустим, – легко согласился он и стал листать дальше. – Ну этого капиталиста вы очень хорошо изобразили. Очень сатирически. Ну этого… как его… Махенмиттельбрехера?
– Миттельбрехенмахера, – вежливо поправил я.
