интенсивной. Ольга не понимала, почему, пока не догадалась, что, возможно, Георгий представляет Анжелику. Но как только она об этом догадалась, тут же краем сознания уловила, что и ей иногда представляется Давид. В общем, это был психологический кошмар. Но перейдем к фактам.
— Давно пора, — отозвался Галкин, который уже изрядно подзапутался в этих Анжеликах и Давидах.
— Ольга пришла в отель. Там были роскошные мягкие диваны и кресла в восточном стиле, ковры, за настоящим роялем сидела пианистка. — Как ни спешила Людмила досказать историю, но о законах литературы помнила, а они велят время от времени описывать место действия, Людмила спохватилась, что часто пренебрегает этим. — Вокруг была атмосфера богатства, комфорта, солидности и покоя. — И больше Людмила ничего не смогла добавить. — Ольга пришла на полчаса раньше, пристроилась в углу за раскиди стым растением и оттуда начала наблюдать за входом. Но не успела она просидеть и пяти минут, как к ней подсел мужчина, и при ближайшем рассмотрении он оказался Георгием. «Что ты здесь делаешь?» — спросил он. Ольга растерялась и поэтому сама спросила: «А ты?» Он ответил: «Я жду Анжелику». — «А кто это?» — спросила Ольга. «Это ты, — ответил Георгий, — которая пытается меня поймать на измене, хотя на самом деле я давно знаю, что ты представилась другим именем и пытаешься меня уличить». — «Но ты первый оказался там, — возразила Ольга, — в поиске посторонних знакомств с женщинами, я просто вынуждена была прибегнуть к этому приему, чтобы тебя разоблачить». — «Может быть, — сказал Георгий, — но с какой стати ты переписываешься с Давидом? Тоже разоблачаешь?» И тут страшная догадка озарила душу Ольги.
— А меня не озаряет, — призналась Маша. — Если честно, ничего не понимаю.
— Все оказалось просто. Георгий заподозрил, что Ольга выслеживает его через интернет, отнес ноутбук своему знакомому специалисту, и тот легко обнаружил Ольгино присутствие. Больше того, он сумел взломать ее страницу и ее почтовый ящик, потому что они же с этого компьютера были заведены. Как говорится, вершков не видно, но корешки остались. Вот он их и отыскал. И по сговору с Георгием начал игру от имени некоего Давида. Так получилось, что Георгий переписывался с Анжеликой, зная, что это его жена, и про себя посмеиваясь, а Ольга, ничего не зная, переписывалась и с мужем, и с посторонним человеком, вернее, вообще выдуманным, никаким. Между Ольгой и Георгием произошел крупный разговор с выяснением отношений. Потом было охлаждение, когда они долго не разговаривали. Ольга видела, что Георгия тянет к компьютеру. Но ведь Анжелики нет, значит — к кому-то еще, к какой-то другой женщине? Однако и саму Ольгу тянуло к несуществующему Давиду, и этого парадокса она не понимала. Это был та кой тупик, что она обратилась к соседке Инессе Константиновне, которая хоть и работала стоматологом, но была умнейшей женщиной, понимавшей жизнь насквозь. Может быть, потому, что она, несмотря на свою несомненную внешность, оставалась одинокой и семья не помешала ей размышлять о жизни, потому что семейная женщина смотрит на все сквозь призму своей семьи, а одинокой ничто не мешает. Так мне кажется. То есть Ольге так показалось, но, когда мы с ней говорили, я согласилась. Ольга призналась Инессе Константиновне, что, с одной стороны, она уличила мужа, с другой, он уличил ее, а главное, хоть у них, в общем-то, все в порядке, но оба чувствуют, что им чего-то не хватает. «Неужели нам так мало реальной жизни, что нам нужна еще какая-то?» — спросила Ольга. И Инесса Константиновна ответила: «Да, многим нужна, особенно мужчинам. Все они боятся смерти, боятся, что не успеют прожить больше одной жизни. Вот и пытаются прожить сразу две или даже три — и часто с помощью женщин. А женщинам о смерти некогда думать, они — о детях, о доме, о работе, если работают, о Боге, если верят. Но и они хотят иногда иметь свой тайный уголок, свой секретик. Не обязательно даже измену. А — личное пространство. Вы с мужем лишили друг друга личного пространства, сами виноваты». Ольга сказала: «Но это пространство опасно! Вдруг Анжелика или Давид стали бы реальными? И я могла бы оказаться перед выбором: тут муж, а там Давид. Пойдешь навстречу Давиду — сделаешь больно мужу. Пойдешь навстречу мужу — сделаешь больно Давиду. Получается — тупик?» — спросила Ольга со слезами на глазах. «Именно, — спокойно ответила Инесса Константиновна. — Жизнь — задачник, у которого оторвали последние страницы. Ответов нет. Хотя подсказка в твоем конкретном случае имеется: не хочешь никому сделать больно, тогда приготовься, будет больно тебе». — «А так, чтобы никому — не бывает?» — спросила Ольга. «Практически нет, — безнадежно ответила Инесса Константиновна. — Но советую тебе — перестань следить за мужем. Если он тебя разлюбит, то уйдет и без слежки. Если не разлюбит, без слежки останется. Оставь ему секретик. Они же до старости мальчики, для них флирт — это игра в Штирлица, в шпионов, в казаки-разбойники. Да и для нас часто тоже. И не надо друг друга обламывать». Ольга после ее слов глубоко задумалась, а потом подошла к Георгию и сказала: «Георгий, прости, я вела себя неправильно! Ты имеешь право на личную жизнь! Я не буду вмешиваться в твое пространство!»
— Так и сказала? — усомнилась Маша.
— Так и сказала.
— Не верю. Никакая дура-жена не скажет этого мужу.
— Может быть, — улыбнулась Людмила. — Но она сказала. И, что характерно, Георгий утратил интерес к сидению за компьютером. Видимо, наигрался. Он подарил его дочери. И Ольгу тоже перестало тянуть на переписку с кем-либо. Хотя время от времени они пошучивают друг над другом, Георгий говорит: «Пойду пообщаюсь с какой-нибудь Анжеликой». — «А я с Давидом!» — говорит Ольга.
— А я с Серегой, — поднялся Галкин, поняв, что рассказ кончился. — Посмотрю, как он там справляется.
— Иди, иди, — иронично напутствовала Маша. Потом она долго с печальной улыбкой глядела в окно. И вдруг встрепенулась.
— Постой, Людмила! Ты недавно рассказывала, что твой муж сыну компьютер подарил! И еще, помню, говорила, что муж тебя к одноклассникам не пустил!
— Ну и что? Сейчас компьютеры дарить — обычное дело, дети уже с начальной школы за компьютерами сидят. А что муж не пустил, так это только раз. Настроение было плохое, вот и не пустил. А на следующий год запросто, даже сам со мной напрашивался. А ты что подумала? Что я про себя? Со мной такого быть не может. А если бы и было, я бы, извини, не рассказывала. Очень мне надо!
Действительно, Людмила о себе рассказывать не любит и не умеет.
А когда будто бы о ком-то другом, пусть даже и придуманном, — ничего, получается. И, главное, не так неправдоподобно, как если бы о себе.
А двоюродной сестры Ольги Витушанской у Людмилы нет, была одноклассница, подруга с такой фамилией, которая Людмиле очень нравилась своей благозвучностью.
История настоящая — и фамилия настоящая, соединяешь — все как в жизни.
ЗНАМЕНИТОСТЬ
— У Ольги в самолетах, когда она стала работать стюардессой, особенно на международных рейсах, довольно часто попадались всякие знаменитости.
— И у нас хватает, — сказала Маша.
— Но реже, — опытно заметил Галкин.
— Да. И большинство из них были люди нормальные. Хотя несколько напряженных случаев все-таки было. Один выпил лишнего, буянил, другому место у иллюминатора не досталось, в претензию впал, как дети, ей-богу, а третий вдруг молитву запел и потребовал, чтобы все тоже пели. Ну, дурь она и есть дурь, она и через блажь выходит, — высказалась Людмила почти афоризмом, помня, что в книгах это часто встречается. — А один, вы знаете его, Тощинский.
Маша и Галкин кивнули: кто ж Тощинского не знает, большой человек, знаменитый, популярный.
— Ему один раз сосед не понравился, будто бы тот выпил, а тот всего-то пива, тем более что в аэропорту свободно продают. Если продают — то для кого? Но Тощинский кричит, задерживает отправку самолета. Ольга хотела его урезонить, но ее другие стюардессы увели в сторону, сами стали Тощинского утешать, потом командир корабля вышел, а тот никого не слушает, охрану свою позвал, потом милицию вы звал. И добился своего, сняли человека с самолета. Я, говорит, могу вообще рейс отменить. И ведь отменил бы.