У нас убивают по вторникам

«Голос

киллера». Там фотографии пистолетов, ножей, взрывных устройств. Трупы во всех ракурсах. Статьи: «Качество га­рантируем», «Ваши проблемы — наше решение».

А Лиля и Гена делают свое дело.

В это время звонит телефон. Лиля берет трубку.

— Какие претензии? — возмущается она. — О, о, фак ми. Это не вам. Я говорю: какие претензии: вы сами дали инфор­мацию — и номер поезда, и вагон, и место. А кто виноват, что ваш муж местами поменялся? Ну и что, что женщина? Наши сотрудники очень дисциплинированные, какое место указали, на таком он и убил. Да жалуйтесь куда хотите!

Она бросает трубку.

— Ну, и чего ты хотела? — спрашивает Гена, застегива­ясь.

— Да вот женщина просит — срочный заказ, — отвечает Лиля, одеваясь.

— Кого? — спрашивает Гена у Светланы.

— Мужа. То есть не мужа, другие хотят убить мужа, а я хочу, чтобы вы убили тех, кто его хочет убить. — Светла­на выговаривает это слово — «убить» — с запинкой, стесня­ясь. — Быстров, может, слышали?

— Слышал. Его Валере Свистунову поручили.

— А ты его знаешь? — удивляется Лиля.

— Да буквально позавчера на дне рождения у одного банкира были. В виде вип-охраны. А до этого в Чечне пере­секались. Значит — его?

— Да, — отвечает Светлана.

— Ладно, попробуем. Будет стоить, конечно.

— Я готова.

Гена плотоядно осматривает Светлану. Она понимает его взгляд и испуганно говорит:

— Нет!

— Нет? — удивляется Гена.

— Если только без этого никак нельзя.

— Да ладно, — добродушно говорит Гена. — Это я про­верил, на что вы готовы. А когда?

— Я узнаю. Пока известно только, что во вторник.

Добился-таки Быстров суда.

Ну, сейчас посмотрим, что из этого выйдет.

Судья, холеный мужчина с кинематографической внеш­ностью (если не учитывать, что в нынешнем кино слишком много уродышей), тихо и мирно сидит за столом с множе­ством ящичков-ячеек (такие бывают в почтовых вагонах, где сортируются письма). Он считает деньги в толстой пач­ке и раскладывает по ячейкам с надписями: «Прокурор», «Адвокат», «Следователь», «Присяжные», «Свидетели» и т. п.

Выступает представитель защиты, мужчина осанистый, агрессивный, самоуверенный, пылающий справедливым гневом.

— Уважаемый суд, уважаемые господа присяжные. Как видите, на месте обвиняемого никого нет, — он указывает на пустующую скамью подсудимых, — поскольку господин Быстров выдвинул иск против государства, а оно, как сами понимаете, неизвестно кто и неизвестно что в личностном смысле, то есть — пустое место. Я могу сказать одно: все обвинения господина Быстрова есть ложь уже потому, что это и так каждому понятно. Человек, не понимающий, что государство желает только блага своим гражданам и впра­ве убрать с дороги каждого, кто мешает этому благу, не за­служивает доверия. Поэтому я прошу господ присяжных рассмотреть этот вопрос объективно и признать, что обви­нения господина Быстрова беспочвенны, абсурдны и граж­дански аморальны. Я закончил, ваша честь.

— Спасибо, — благодарит судья. — Слово представляет­ся представителю обвинения.

Обвинитель, бойкий седовласый человек с иронической усмешкой и с интонацией человека, который прав, когда все остальные не правы, говорит:

— Прошу вызвать свидетеля обвинения Быстрова Влади­мира Михайловича.

На трибуне — Быстров-младший.

— Я хочу сказать, — говорит он, — что русская интелли­генция всегда выбирала путь сопротивления любой власти, не допуская и мысли, что она, то есть власть, может быть иногда права в своих действиях. Но с такой же вероятно­стью мы можем допустить также и мысль, что власть может быть не права.

— Извините — прерывает обвинитель. — Ответьте на конкретный вопрос: вам известно, что вашего брата хотят убить?

— В какой-то мере. Я слышал об этом по телевизору. Прав­да я, как истинный русский интеллигент, не верю телевизору. И газетам.

— Так вам известно или нет? — настаивает обвини­тель.

— Ваша честь, я протестую! — вскакивает защитник. — Это давление на свидетеля!

— Протест принимается, — кивает судья. — Прошу за­дать вопрос в более корректной форме.

— Вам известно.   — заново начинает обвинитель.

— Протестую, ваша честь, это подсказка! — кричит об­винитель. — Представитель обвинения подсказывает, что свидетелю что-то известно, хотя свидетель только что ска­зал, что ему ничего толком не известно.

— Я только... — вмешивается Быстров-младший.

— Не перебивайте! — рявкает судья. — Иначе я вынужден буду удалить вас из зала. Отвечайте на поставленные вопро­сы. Обвинитель, вы когда-нибудь сформулируете нормально вопрос?

Обвинитель слегка растерян, но бодрится.

— Скажите, свидетель.

— Протестую, ваша честь! — вскакивает обвинитель. — Это опять подсказка! Он говорит ему «скажите», хотя только что мы убедились, что свидетелю нечего сказать!

— Протест принимается, — говорит судья. — Свидетель, вы можете остаться в зале или подождать в коридоре. У об­винения есть еще свидетели?

— Да, ваша честь. Я прошу вызвать жену моего клиента Светлану Петровну Быстрову.

Светлана на трибуне.

— Ваша честь, я подтверждаю, что моего мужа собира­ются убить.

— Протестую, ваша честь! — кричит защитник. — Пока­зания не по существу дела!

— Протест принимается, — кивает судья и разъясняет Светлане. — Иск вашего мужа сформулирован следующим образом: такие-то и такие-то представители государства хотят его убить. Хотят, а не собираются. Собираются или нет — другой вопрос. В заявлении указано — хотят. Улавли­ваете разницу? И наша задача выяснить, хотят или не хотят. А собираются или нет, это предметом сегодняшнего разби­ рательства не является.

— Они хотят! А этого делать нельзя! Потому что он хоро­ший, добрый, умный человек!

— Свидетельница! — прерывает судья. — Я вынужден вас удалить за оскорбление суда и явную дачу ложных по­казаний!

— Но чем.   Как? — растеряна Светлана.

— Сказав, что ваш муж хороший, добрый человек, вы на­мекнули, что присутствующие, и в том числе я, нехорошие и недобрые люди. Это оскорбление. При этом ваш муж не может быть умным, потому что умный человек никогда не подаст в суд на государственные органы. То есть это явная ложь с вашей стороны. Прошу вас покинуть зал заседаний!

Светлана, плача, идет к двери. Судья смотрит на ее фи­гуру.

— Секундочку!

Она останавливается с надеждой.

— А вы что вечером делаете?

— Я?.. Не знаю. Я.

— Телефончик в приемной оставьте, я позвоню. Светлана, вконец растерявшаяся, выходит.

— Ну что ж.   — говорит судья.

И тут звонит телефон, он берет трубку. Слушает. В зале переговариваются.

— Тихо! — кричит судья. И в трубку: — Да. Конечно. Ко­нечно. Без вопросов. Спасибо.