Вадик попробовал.
– Ну? – весело спросила Липкина. – Нет метанола?
– Вроде нет.
– А формулу помнишь?
– Це аш три о аш.
– Молодец! А этиловый спирт, ну-ка?
– Це два аш пять о аш!
– Молодец! А пропиловый?
– Це три аш семь о аш!
– Умница! – Липкина аж прослезилась. – За твою светлую голову, утешение ты мое! За твою Нину!
И опять Вадик не мог отказаться.
– И помни! – подняв стакан, напутствовала Липкина. – Хочешь молока – берись за вымя! А если ищешь отраву – к Микишиным иди. У них свадьба скоро, у них этого добра хоть залейся!
У Микишиных этого добра хоть залейся: Николай Микишин собирается женить сына Андрея. У Микишина вообще всего хватает: две коровы и телушка, лошадь, всякая птица. А также мини-трактор во дворе стоит, скважина для чистой воды пробурена, мотор в дом воду подает. Огород у Микишина чуть не сорок соток, сад большой, ульев дюжина... В общем, легче сказать, чего у него нет. Нет у него статуса. Это не мы выдумали, это выдумал районный газетчик, которого прислали написать про Микишина статью. Тогда очень прославляли фермеров, прославляли, забегая вперед, поскольку они в Полынском районе не спешили заводиться. Хотелось найти пример – и нашли в лице Микишина, который по достатку и самостоятельности очень подходил под желаемый типаж. Мешало только то, что настоящие фермеры должны жить хуторами, иметь свою пахотную и сенокосную землю и трудиться только на собственную семью. Микишин же жил в селе, пахотной и сенокосной земли у него официально не было. Да и зачем? Приходит пора, он садится на свой трактор, едет – и где увидит хороший травостой, там и косит. Бывало, его ругали, как и прочих анисовцев, за такую самодеятельность. Он не перечил, отдавал накошенное сено и перебирался на другой луг. И главное, продолжал регулярно работать в ремонтно- механических мастерских за символическую зарплату. Корреспондент из газеты то ли «Красный огонь», то ли «Синее пламя», в общем, что-то такое горючее, долго разговаривал с Микишиным, пытаясь добыть материал и как-то обобщить впечатления.
– Стало быть, по сути вы все-таки фермер? – подсказывал он.
– Да какой я фермер! – улыбался Микишин. – Фермеры, они совсем другие!
– Ну, запишем просто: крепкий хозяин! – предложил корреспондент.
– Писать ничего не надо. И какой я хозяин? Вот у деда моего отца, он рассказывал, было три быка, восемь коров, четыре лошади, вот был хозяин!
– Ладно. Настоящий крестьянин! – радостно придумал корреспондент.
– Да какой я крестьянин? – удивился Микишин. – Крестьянин, он совсем другой! Тем более настоящий. Он всегда знает, когда пахать, когда сеять, когда косить, когда чего. А я с железками все время возился. Наугад работаю.
– Механизатор, может?
– Какой я механизатор?..
– Ну, ремонтник...
– Какой я ремонтник?..
Микишину почему-то очень не хотелось кем-то называться. Видел он в этом какой-то подвох и рад бы послать куда подальше корреспондента, но стеснялся. А тот, устав от бестолковщины микишинских ответов, спросил о том, что его больше всего интересовало:
– А скажите, Николай Иванович, зачем при таких доходах с личного подворья вы за копейки работаете в мастерских?
– Какие еще доходы? – удивился Микишин. – Наоборот, сплошные убытки! Если бы не зарплата в мастерских, у меня бы дети с голоду опухли!
Он лукавил. Никто из его четверых детей с голоду опухать не собирался. Старший сын, которому уже тридцать, служит в армии майором, дочь помладше работает в Полынске в аптекоуправлении, Андрей вот жениться собрался, а младшая, Катя, с подругами вон в саду играет без всяких признаков голодной опухлости. Микишин просто не хотел говорить корреспонденту настоящую правду: работа на общество ему нужна для страховки. Мало ли как завтра повернется? Придут в один не очень прекрасный день хмурые люди и заберут и коров, и лошадь, и мини-трактор, и все прочее. За что? А хотя бы за то, что слишком много. По какому праву? А по какому праву отбирали у отцов, дедов и прадедов Микишина? Общественную же работу, давно замечено, не отбирают, она ж не стоит ни хрена. Следовательно, на всякий случай за нее надо держаться.
Так корреспондент и уехал несолоно хлебавши, но он был профессионал, умевший отжать воду из сухого полотенца, статью все-таки изловчился написать, озаглавив: «Человек без статуса». И Микишина после этого некоторое время поддразнивали. Едва он, выпив немного, начинал скромно хвастаться – дескать, все у него есть, что человеку надо, ему тут же напоминали: статуса у тебя нет! И смеялись. Да он и сам смеялся над этой ерундой, ибо слова этого не понимал и не мог взять в голову, зачем этот самый статус человеку нужен, если у него и без статуса все в порядке?
Микишин строил со своим сыном Андреем, спокойным, меланхоличным парнем, длинный стол для будущей свадьбы.
И тут явился слегка захмелевший Вадик.
Явился слегка захмелевший Вадик и спросил:
– Готовитесь? А питьем запаслись?
– Тебе надо, что ли? – спросил Андрей.
– Нет! Я к тому, что не одним же самогоном поить будете?
Микишин даже обиделся:
– Два ящика белой куплено! И шампанского ящик! И вина сколько-то!
– А коньяк? Коньяк будет?
– Баловство! – махнул рукой Микишин. – И так всего полно.
– А все-таки самогон тоже будет?
– А чего это ты заспрашивался? – Микишин подозрительно посмотрел на Вадика.
Но Андрей уже понял.
– Это он подкатывает потому, что Мурзин чьего-то самогона нахлебался и помер, говорят. Так Шаров приказал найти, у кого взято было.
– Именно! – не стал отрицать Вадик. – Отрава гуляет по селу! Вы представьте: позовете гостей, нальете – и они окочурятся! Вам это надо?
Микишин от возмущения весь покраснел.
– Отрава? Мой самогон – отрава? Ну, юный химик!
Он побежал в дом, вернулся с двумя ящиками разнокалиберных бутылок, выставил их на стол.
– Раз ты так – сейчас пробовать будем! Отрава!
– Да я не говорю, что обязательно... – заикнулся Вадик.
– Молчи! – прервал Микишин, умевший быть строгим, когда требуется. Плеснул на дно стакана из первой бутылки и поставил перед Вадиком:
– Пей!
– А ты, Николай Иванович?
– Я? Ладно, и я! Отрава!
Микишин выпил и тут же налил из другой бутылки.
– Пробуем дальше!
Что же это Кравцов все не едет? – с тоской подумал Вадик, обреченно беря стакан.
А Кравцов, между прочим, уже приехал. Хотел сразу же приступить к делу, но тут Шаров, глянув на часы, сказал:
– Давай-ка на склад, пока открыт. А то живешь, как последний. Мы тебе телевизор выделим, радио, пару стульев хороших, обживайся!
